Подавленіе возстанія оказалось для Ужгорода роковымъ. Венгерскій сеймъ, на которомъ, кстати сказать, большинство составляли бывшіе куруцы, закономъ № XLIX. 1715. года объявилъ Ракоци и Берчени, а также остальныхъ невозвращенцевъ измѣнниками и предателями и лишилъ ихъ всего движимаго и недвижимаго имущества, о чемъ вышепривденный законъ содержитъ, между прочимъ, слѣдующее постановленіе: «bona vero eorundem mobilia et immobilia universa fisco regio applicanda decernuntur et declarantur».

Такимъ образомъ Ужгородъ, а съ нимъ, конечно, и все огромное ужгородское имѣніе, досталось королевской казнѣ (fisco regio).

Тутъ начинается зъ исторіи Ужгорода новая эпоха по которой красной нитью проходитъ борьба города со своимъ новымъ помѣщикомъ, съ королевской казной, наложшвшей на него свою тяжелую руку.

Въ глазахъ казенныхъ людей, исполнявшихъ именемъ помѣщицы-казны помѣщичью власть, Ужгородъ былъ гнѣздомъ непокорныхъ бунтарей, возставшихъ противъ законнаго своего государя которое необходимо было обуздать к выаести изъ него крамолу. Самымъ подходящимъ средствомъ для этого казалось лишеніе населенія его прежнихъ чравъ и привилегій, a также самоуправленія.

Населеніе города благодаря своему трудолюбію, состоятельности и культурности съ теченіемъ времепи постепенію осаобождалосй отъ бременъ панщины и пріобрѣтало все больше правъ и привилегій въ ущербъ помѣщичьей власти, которая понемногу сокращалась и урѣзывалась. Процессъ этотъ происходилъ незамѣтно, отчасти по доброй волѣ господъ помѣщиковъ, желаівшихъ, можетъ быть, такимъ образомъ поднять благосостояніе, a тѣмъ и платежеспособность своихъ подданныхъ, что было въ прямыхъ ихъ интересахъ. Съ другой стороны само населеніе, тяготившееся барщиной, неудержимо стремилось къ мѣщанскимъ свободамъ, для доспиженія которыхъ оно использовало въ первую очередь свою состоятельность. Болѣе зажиточные крѣпостные просто откупались отъ барщины, плативъ помѣщику требуемый имъ выкупъ.

Немалую роль сыграло, конечно, въ этомъ процессѣ, можетъ быть, и то обстоятельство, что со временемъ въ Ужгородѣ поселилось съ разрѣшеніемъ барина сравнительно большое количество дворянъ, составлявшихъ къ концу XVII. вѣка приблизительно 1/5 часть населенія. Наличіе въ городѣ такого большого количества населенія, принадлежащаго къ привилегированному сословію, имѣвшему по отношенію къ барину-помѣщику съ остальнымъ населеніемъ общіе интересы, поневолѣ должно было благопріятно отразиться также на правовомъ положеніи несвободныхъ сословій.

Такимъ образомъ первоначальное крѣпостное населеніе Ужгорода съ теченіемъ времени превратилось въ полумѣщанское съ разными вольностями, напоминающими таковые-же мѣщанъ вольныхъ королевскихъ городовъ, подвластныхъ одному только королю.

Часть вольностей была основана на жалованныхъ грамотахъ помѣщикомъ, какъ напр. привилегіи отдѣльныхъ ремесленныхъ цеховъ, часть на индивидуальныхъ сдѣлкахъ между помѣщикомъ и отдѣльными жителями. Таковы были напр. откупы отъ барщины вообще, или отъ нѣкоторыхъ урбаріальныхъ повинностей. Дѣйствительность такихъ сдѣлокъ по всей видимости переходила также на потомство или вообще на правопреемниковъ. Нужно полагать, что часть привилегій возникла сама собой путемъ долголѣтней практики, какъ логичное слѣдствіе всего тогдашняго смѣшаннаго полумѣщанскаго общественнаго правопорядка, не имѣя при томъ въ своей основѣ никакого писаннаго правоисточника. Какъ бы оно тамъ ни было, прежніе владѣльцы привилегіи ужгородцевъ, на чемъ бы они не были основаны, въ общемъ не только соблюдали, но часто сами даже удѣляли къ прежнимъ вольностямъ новыя. Руководились можетъ быть они при этомъ въ значительной степени эгоистическзими соображеніями и амбиціями, желая видѣть подвластный имъ городъ богатымъ и благоустроеннымъ, первой предпосылкой чего были такъ наз. мѣщанскія вольности.

Подобныхъ амбицій у казеныхъ людей по отношенію къ мятежному городу и не могло, и не смѣло быть. Городъ систематически лишался своихъ прежнихъ вольностей и въ конечномъ итогѣ былъ низведенъ въ «Oppidum Regiocamerale», т. е. въ казенное мѣстечко. Къ зтой категоріи селеній принадлежали напр.: Великое Березное, Вышковъ, Тячево и пр. Титулъ этотъ былъ введенъ въ употребленіе по всей вѣроятности только въ 1766 году.

Въ чемъ заключались конфискованныя привилегіи Ужгорода нынѣ можно установить только косвенно, на основаніи уцѣлѣвшихъ архивныхъ данныхъ, т. к. подлинная дарственная грамота до нашихъ дней не сохранилась. Въ грамотахъ 1411 и 1430 годовъ Ужгородъ называется «Oppidum Ungwar», «т. е. мѣстечко Унгваръ».[1] Титулъ «oppidum» уже самъ по себѣ предуславливаетъ наличіе нѣкоторыхъ вольностей, присущихъ этой категоріи селеній.

Въ своемъ ходатайствѣ отъ 21-го мая 1816 года городъ утверждаеть, что 444 года тому назадъ (1372) «Ужгородъ процвѣталъ, согласно находящагося въ нашихъ рукахъ документа, какъ вольный королевскій городъ».[2]. Документъ этотъ, увы, не былъ въ свое время представленъ.

Согласно рескрипта мадь. кор. министерства внутреннихъ дѣлъ отъ 21. декабря 1903 г. № 64.266 930. I. — самая старая печать города, могущая быть установлена на основаніи данныхъ мадь. государственнаго архива, относится къ 1561 году. Въ 1635 году была изготовлена новая печать, вошедшая въ основу современной городской печати, изображающей виноградную лозу съ двумя гроздями. Она въ значительной степени отличается отъ помянутой печати 1561 г., изображающей вѣтку съ четырьмя листьями со звѣздообразнымъ цвѣткомъ. Кѣмъ были печати эти пожалованы, пока не установлено, не подлежить однако сомнѣнію, что они были символомъ извѣстныхъ свободъ.

Бывшая съ 1635 г. въ употребленіи серебряная печать была на основаніи постановленія гop. думы отъ 34/1878. отправдена въ мадьярскій національный музей.[3]

Николай Радвани въ своемъ трудѣ  «Die Archive in der Podkarpatská Rus», стр. 98 – утверждаетъ, что печать 1635 года якобы носитъ надпись:«Sigillum privilegiati Орріdi Unghvár», т. е. «печать привилегированнаго мѣстечка (города) Ужгорода». Ha чемъ, основанно данное утвержденіе, авторомъ kъ сожалѣнію не указано.

Хранящаяся въ городскомъ архивѣ желѣзная печать носитъ надпись: „Sigillum Civitatis Ungvariensis Anno 1635“.

Мадьярское королевское намѣстничество въ своихъ рескриптахъ называетъ городъ «Oppidum privilegiatum»[4]. Ha наличіе городскихъ привилегій дѣлается также ссылка въ жалобѣ самой казны, разсмотрѣнной на общемъ собраніи жупы, состоявшемся дня 7 мая 1714 года въ Ужгородѣ.[5]

Ha основаніи имѣющихся въ городскомъ архивѣ данныхъ, главнымъ образомъ на основаніи разныхъ протоколовъ XVII—XVIII вѣковъ можно почти полностью возстановить тодашнюю структуру городского самоуправленія, ero органы и ихъ кругъ дѣятельности.

Во главѣ городского самоуправленія стоялъ совѣтъ (Senatus-tanács), возглавляемый выборнымъ старостой, называвшемся «главнымъ судьей» (judex primarius). Совѣтъ состоялъ обыкновенно изъ 12-и выборныхъ присяжныхъ засѣдателей (jurati assessores — hites esküdtek-tanácsbéliek). Были однако случаи, что совѣтниковъ было и больше. Такъ въ 1620 году было ихъ 15. Письмоводителемъ совѣта былъ гор. нотаріусъ (писарь), неизвѣстно только имѣлъ ли право голоса.

Городское начальство, рядомъ съ которымъ продолжала существовать, конечно, и помѣщичья власть со своими органами, избиралось обыкновенно только на одинъ годъ, хотя повидимому были и исключенія, такъ какъ были случаи, что старосты оставались въ своей должности нѣсколько лѣтъ подрядъ.

Для наглядности приведемъ въ переводѣ съ мадьярскаго оригинала запись о выборахъ городскихъ должностныхъ лицъ 1701 года:

«По старому доброму обычаю города Ужгорода соотвѣтственно указу ясновельможнаго барина его милости графа Николая Берчени слѣдуетъ списокъ городскихъ должностныхъ лицъ по ниже описанному способу:

Дня 23 мѣсяца февраля 1701 года избраны были:

1) Его милость г-нъ Іосифъ Сабо, главный судья города;

2) Члены Совѣта: Іоаннъ Уйгели, Андрей Катко Чижмадія, Эмерихъ Элекъ, Мартинъ Варанаи, Михаилъ Динешъ Сючъ, Іоаннъ Сакмари, Іоаннъ Ураи Гомбкетэ, Степанъ Вамошъ, Михаилъ Тибинка, Владиславъ Козакъ, ГІавелъ Азари, Николай Моноръ, Михаилъ Касонь, Степанъ Барта;

Нотаріусъ — Григорій Капорнаки.

3) Майоры — Михаилъ Надь и Иванъ Сючъ;

4) Десятники — Андрей Чисаръ, Андрей Доцкаи, Иванъ Бубникъ Сючъ, Кость Ковачъ, Степанъ Чизмадія.

5) Посыльный (меньшой староста) Андрей Фачъ, замковый посыльный — Иванъ Рослацкій;

6) Полевые сторожа — Микита Шанта, Іоаннъ Нерегіярто, Лука Смероковаи, Михаилъ Порошкаи;

7) Лѣсникъ — Иванъ Стараи;

8) Экзакторъ[6] — его милость г-нъ Иванъ Сакмари».

Ha основаніи имѣющихся у города архивныхъ данныхъ можно въ значительной мѣрѣ возстановить также составъ помѣщичьей власти. Ея органами были, между прочимъ, начальникъ замка (várkapitány), кастелланъ (várnagy), управляющій (tiszttartó), счетоводъ (számtartó), дворцовый судья (udvar biró), тюремщикъ (porkoláb), ключникъ (kulcsár) и много разныхъ дворцовыхъ и военныхъ чиновъ.

Соотношеніе между органами самоуправленія и помѣщичьей властью въ разныя времена было разное, не подлежитъ, однако, сомнѣнію, что ко времени куруцкихъ возстаній городское самоуправленіе достигло высшей степени своего развитія и, не взирая на урбаріальныя обязанности части населенія, не многимъ отличалось отъ системы самоуправленія, какъ такового, вольныхъ королевскихъ городовъ.

Городской Совѣтъ былъ властью не только административно-полицейской, но также и судебной. Въ городскомъ архивѣ сохранилось, начиная съ 1620 года, нѣсколько толстыхъ протоколовъ, содержащихъ систематическія записи въ хронологическомъ порядкѣ о дѣятельности городского совѣта.

Компетенція городского совѣта была въ высшей степени обширная и разносторонняя. Она охватывала и совмѣщала въ себѣ, можно сказать всѣ отрасли мѣщанской жизни. Передъ совѣтомъ заключались всевозможныя сдѣлки и совершались разнообразнѣйшіе акты. Передъ нимъ заключались договоры о куплѣ-продажѣ недвижимостей, отдавались въ залогъ и выкупались недвижимости, составлялись завѣщанія, описи наслѣдствъ, заключались дарственныя и много иныхъ сдѣлокъ, относящихся къ области гражданскаго права, для дѣйствительности которыхъ по всей видимости требовалась ихъ регистрація передъ совѣтомъ, который въ этомъ отношеніи былъ единственнымъ, и при томъ всеобщимъ, присутственнымъ мѣстомъ «locus credibilis» и то не только для города, но и для широкой околицы.

Записи въ городскомъ протоколѣ, который по словамъ одного изъ свидѣтелей, допрошенныхъ во время дознанія, производившагося въ 1737 году по жалобѣ города противъ притѣсненій казны, считался «непогрѣшимымъ» (infalibilis)[7], т. е. достовѣрнымъ, имѣли обязательную силу и для помѣщиковъ, которые и сами бывало заключали свои сдѣлки передъ совѣтомъ. Даже вольности, удѣляемыя помѣщиками отдѣльнымъ жителямъ, заносились — можетъ быть, что только для пущей вѣрности — въ городскіе протоколы, имѣвшіе неоспоримую доказательную силу.

По записямъ городскихъ протоколовъ можно въ значительной степени возстановить тогдашній правопорядокъ и многія особенности тогдашней дѣловой жизни. Въ нихъ часто ветрѣчается ссылка: «városunk lörvényei szerint» (протоколы написаны большей частью по мадьярски), т. е. «по законамъ нашего города», — jure civitaneo — неизвѣстно только, какіе именно имѣлись въ то время особые «городскіе законы», по которымъ производился судъ. — Можетъ быть, что это были спеціальные мѣстные. ужгородскіе обычаи, имѣвшіе въ дѣловой жизни обязательную нормативную силу. Напримѣръ заложенныя недвижимости отдавались заимодавцу въ фактическое пользованіе, до тѣхъ поръ, пока должникъ ихъ не выкупилъ. Выкупъ могъ состояться, однако, только въ томъ случаѣ, если должникъ сдѣлалъ объ этомъ въ городской управѣ въ опредѣленные дни, установленные «законами города» соотвѣтствующее объ этомъ заявленіе. Это были только 3 дня въ году, a именно понедѣльникъ, вторникъ и среда мясопустной недѣли, называвшіеся почему то «хриплыми» (rekedő hétfő, kedd és szereda).

Поземельныхъ книгъ и катастровъ тогда, конечно, еще не было, поэтому запись въ городскомъ «protocolo infalibili» замѣняла теперешнюю интабуляцію. Въ записяхъ о куплѣ-продажѣ недвижимость опредѣлялась ввиду этого такимъ образомъ, что просто указывались сосѣди справа и слѣва, — или же съ сѣвера и съ юга и т. д.

Изъ записей въ городскихъ протоколахъ можно сдѣлать весьма важный выводъ, a именно, что жители Ужгорода были вольны располагать своимъ имуществомъ и безъ барскаго соизволенія, могли таковое обременять, закладывать и даже отчуждать.

Судя по записямъ, цѣны недвижимостей были вь тѣ времена невѣроятно низки. Цѣны домовъ колебались между 15—100 флоренами — средняя цѣна была 30 флореновъ. Такая же была приблизительно цѣна и виноградникамъ. Такъ въ 1665 году, наприм., на Дайбокой Горѣ былъ проданъ виноградникъ (безъ указанія площади) за 30 флореновъ, и 60 пенсовъ.

Денежная система того времени была довольно разнообразна. Имѣли хожденіе, между прочимъ, мадьярскіе флорены (magyari forint), нѣмецкіе или ренскіе (német v. rhénes frt.) и наконецъ «линейные» (vonás frt.).

Винодѣліе всячески поощрялось и виноградарямъ удѣлялись всякія льготы, главнымъ образомъ въ видѣ освобожденія новозаложенныхъ виноградниковъ отъ налоговъ и урбаріальныхъ бременъ на 10—12 лѣтъ. Объ этомъ свидѣтельствуютъ многочисленныя записи, согласно которыхъ льготы удѣлялись послѣ осмотра на мѣстѣ городской управой.

Въ протоколахъ встрѣчается весьма много, въ наше время уже забытыхъ и вышедигихъ изъ употребленія топографическихъ названій, какъ напр.: Медвѣжья Гора (Medve hegy), Карточная Гора (Kártyás hegy) и т.д. Кромѣ того встрѣчіается тамъ немало такихъ названій улицъ, которыя въ спискахъ послѣдующихъ не приходятся, какъ напр. «Sáfirányos ucza» (Шафранная ул. — 1647). «Uj ucza» (Новая ул. — 1656) «Vad kert ucza» (Звѣринецкая ул. — 1663). «Piaczi kis ucza» (Малая Рыночная ул. — 1664). „Süllyedt ucza“ (Осѣвшая ул. 1670), „Uj Város“ (Новый Городъ), „Hóstancon az Dombon“. Такъ какъ въ спискѣ 1691 года, въ которомъ домовладѣльцы перечислены по улицамъ, названія эти не приходятся, нужно полагать, что во время Тэкэльскаго возстанія помянутыя улицы были разрушены до основанія и не были впослѣдствіи возстановлены.

Весьма цѣнныя данныя по судопроизводству тогдашняго времени имѣются въ хранящейся въ городскомъ архивѣ книгѣ судебныхъ рѣшеній, содержащей постановленія городского суда съ 1676 по 1771 годъ. Она носитъ надпись: Libellus Caussarum a Die Decima quinta Mensis quintilis Anni Millesimi sexcentesimi Septuagesimi Sexti erectar. Levandarum: Sub Judicatu Gener. D(omi)ni Stephani Lehoczky Prudentissimo Civit(a)tis Unghvar. Senatui Dedicatus.

Городской судъ, который по мадьярски назывался «Unghvári Törvény Szék», a по латыни «Sedes Judiciaria Oppidi Ungvariensis», состоялъ изъ перваго судьи (старосты) — judice primario Civitatis Ungvariensis — и ocтальныхъ судей — et ceteris ejusdem judicibus которыми являлись no всей видимости члены гop. совѣта. Объ этомъ свидѣтельствуютъ подписи подъ нѣкоторыми приговорами. Такъ напр. подъ приговоромъ отъ 13. VI. 1732 въ качествѣ судей подписаны 10 присяжныхъ засѣдателей гор. совѣта. Письмоводителемъ суда был тотъ же городской нотаріусъ, подписавшійся то «Judiciariae Civitatis de Ungh Sedis Notarius», то просто «Oppidi Unghvár Notarius». — Очевидно главной функціей старосты считалась судейская, a не административная, отсюда и его званіе: «judex primarius», т. е. первый судья.

Книжка содержитъ преимущественно рѣшенія, вынесенныя судомъ по всевозможнымъ гражданскимъ искамъ. Есть однако доказательства, что городской судъ выносилъ приговоры и по уголовнымъ дѣламъ. Такъ въ семейной хроникѣ Хорватъ Павловецкихъ описанъ случай, имѣвшій мѣсто въ мѣсяцѣ маѣ 1717 года, когда ужгородскій «магистратъ» выданную ему старую воровку, нѣкую Панду приговорилъ къ смерти и тутъ же казнилъ усѣченіемъ главы «въ назиданіе другимъ»[8].

Проступки карались большей частью физическимъ наказаніемъ. — Провинившихся били кнутомъ, или сѣкли розгами, a въ болѣе тяжелыхъ случаяхъ заковывали въ колоду.

Для разрѣшенія споровъ во время торговъ между продавцами и покупателями назначались по волѣ «честнаго Совѣта и Города» (az becsületes Tanács és Város egyenlő akaratbul) ярмарочные судьи (vásárbiró). Объ этомъ свидѣтельствуютъ многочисленныя записи въ протоколахъ; между прочимъ таковыя относятся къ 1710 и 1731 гг.

Не подлежить сомнѣнію, что ввиду описанной выше разнообразнѣйшей и сложнѣйшей компетенціи гop. совѣта, отъ отдѣльныхъ его членовъ требовался не только высокій образовательный уровень, но и особыя познанія въ области правовѣдѣнія, что въ свою очередь предуславливало сравнительно высокій культурный уровень городского населенія, изъ среды котораго функціонеры rop, управы избирались. Представители помѣщицы-казны (К. Schatzkammer), во главѣ которой стоялъ префектъ (praefectus cameralis), не пожелали считаться ни съ этимъ обстоятельствомъ, ни съ благопріобрѣтенными городомъ въ области мѣстнаго самоуправленія правами и привилегіями, — и стали таковыя систематически урѣзывать.

Противъ такого беззаконія населеніе города сразу же начало упорную борьбу. которая, однако, въ силу тогдашнихъ обстоятельствъ была заранѣе обречена на неуспѣхъ. Доискиваться своей правды опальному городу противъ своеволія казеныхъ людей, поощряемыхъ свыше, у тѣхъ же властей, по указаніямъ которыхъ собственно и чинилась городу кривда, было дѣломъ безнадежнымъ. Несмотря на это, городъ въ сознаніи своей правоты пустился въ неравную борьбу.

Помѣщица-казна (Regia Hungarica Aulica Cаmеrа) въ первую очередь отрицала право города имѣть свой выборный магистратъ, олицетворящій городское самоуправленіе — этотъ основной камень и первоисточникъ мѣщанскихъ свободъ. Въ 1737 году производилось по всей вѣроятности по жалобе города слѣдствіе, имѣвшее цѣлью установить, въ чемъ именно заключались права и привилегіи города. За неимѣніемъ у города прямыхъ письменныхъ доказательствъ, такъ какъ подлинныя дарственныя грамоты были какимъ то образомъ утеряны, — по нѣкоторымъ источникамъ якобы насильственно похищены казеннымъ начальствомъ — были подъ присягой (sub juramento) допрошены многочисленные свидѣтели, бывшіе очевидцами эпохи, предшествовавшей владычеству казны. Протоколъ слѣдствія[9], который хранится въ земскомъ архивѣ, носитъ заглавіе: «De ео, utum». Онъ содержитъ весьма цѣнныя данныя по разбираемому вопросу. Всѣ находящіяся въ немъ свидѣтельскія показанія сводятся къ тому, что

1) жители Ужгорода были всегда «homines liberae migrationis», т. е. люди, имѣвшіе право на вольное переселеніе;

2) жители города вольно располагали своимъ движимымъ и недвижимымъ имущестствомъ, которое только въ томъ случаѣ переходило обратно на помѣщика, если владѣлецъ умеръ безъ завѣщанія, не оставивъ послѣ себя законныхъ наслѣдниковъ;

3) городомъ управлялъ выборный совѣтъ со старостой во главѣ;

4) совершаемые органами города административные и судебные акты и удѣляемыя жителямъ вольности заносились въ городскіе протоколы, которые были “непогрѣшимыми” (infalibiles), т.e. имѣли неоспоримую доказательную силу;

5) староста города и члены гop. совѣта были всегда люди достойные, и образованные; многіе изъ нихъ были дворяне, часто занимавшіе даже высокія комитатскія должности;

6) прежніе помѣщики относились къ городу съ особымъ благоволеніемъ и вольности его нерушимо соблюдали.

Эта — кажется первая — попытка города вернуть себѣ прежнія вольности кончилась однако, неудачей.

Не имѣла успѣха также жалоба города, поданная въ 1770-омъ году противъ притѣсненій казны къ комитетськимъ властям.[10]

Однако не только права и привилегіи были конфискованы у города, но и общинное имущество. Изъ чего оно состояло наврядъ ли удастся когда либо точно установить. Несомнѣннымъ является, однако, что городъ долженъ былъ имѣть хотя бы свой лѣсъ, a также свое общинное пастбище, какъ это полагалось по соотвѣтствующимъ законамъ. Объ этомъ имѣется косвенное доказательство. Такъ напр. согласно протокола 1701 г. объ избраніи городскихъ должностныхъ лицъ, у города имѣлась, между прочими, должность лѣсника. Отсюда поневолѣ напрашивается самъ собой выводъ, что разъ городъ держалъ лѣсника, то долженъ былъ имѣть и свой лѣсъ, — вѣдь зря не держалъ бы его.

Немыслимо также, чтобы городъ не имѣлъ общиннаго пастбища, ибо пастбище было вездѣ законной принадлежностью урбарскихъ (крѣпостныхъ) усадебъ. Въ городскихъ протоколахъ упоминаются городскія земли (város földe), a также городской виноградникъ.[11] Все это имущество со временемъ безслѣдно исчезло.

Городскіе протоколы содержатъ кромѣ того множество записей, относящихся къ виноградникамъ на горѣ «Таршѣ», покрытой нынѣ казеннымъ лѣсомъ, часть котораго была только въ 1936 году вырублена для авіаціонныхъ цѣлей. Помянутые виноградники являлись въ ХVIII вѣкѣ сплошь частной собственностью городскихъ жителей. Не подлежитъ сомнѣнію, что казна подъ какими то предлогами наложила свои жадныя руки на оные виноградники, отнявъ ихъ у законныхъ владѣльцевъ, a такъ какъ винодѣліе, оказалось для казны убыточнымъ, то виноградная культура и была впослѣдствіи перемѣнена въ лѣсъ, не требовавшій почти никакого ухода.

Горожане имѣли право въ имѣвшихся въ городѣ корчмахъ съ Михаилина дня до Юріева дня продавать вино и иные спиртные напитки. Въ 1766 году былъ камеральнымъ префектомъ изданъ строгій запретъ, по которому вино смѣли продавать только собственники виноградниковъ, и то только вино собственнаго производства. Если же они сами не желали по какой либо причинѣ продавать своего вина, то должны были его предложить арендатору казенныхъ корчемъ.[12]

Такая же горькая участь, какъ и Ужгородъ постигла также весь карпаторусскій народъ, надѣявшійся съ оружіемъ въ рукахъ выбороть себѣ свою правду. Онъ былъ обобранъ, разоренъ и окончательно закабаленъ, будучи лишенъ минимальныхъ матеріальныхъ основъ, необходимыхъ даже для самаго примитивнаго физическаго существованія. Все засѣли казна и родъ графовъ Шенборновъ, выходцевъ изъ баварскаго Вюрцбурга, которому пожалованы были огромныя бережанскія (мукачевскія) владѣнія князя Ракоци. Но власть имущимъ и этого еще было мало. Они рѣшили не только подсѣчь у карпаторусскаго народа корни жизни, но и обезглавить его, лишивъ его и той немногочисленной мелкопомѣстной русской шляхты, которая какимъ то чудомъ все же уцѣлѣла. Начались противъ нея всяческія притѣсненія, въ результатѣ которыхъ большинство русскихъ шляхтичей было лишено дворянства. Объ этомъ имѣются также письменныя доказательства, между прочимъ и въ ужгородскомъ земскомъ архивѣ. Нагляднымъ доказательствомъ своеволія власть имущихъ служитъ также недавно закончившійся затяжной великолучанскйй либертинскій процессъ, длившійся безъ мала цѣлыхъ 100 лѣтъ.

Съ тѣхъ поръ карпаторусскій народъ влачитъ свое жалкое, нищенское и полуголодное существованіе.

Въ довершеніе всего въ тѣ злополучныя времена нашу областъ постигли бѣдствія, отъ которыхъ пострадало въ первую очередь скотоводство, являвшееся основаніемъ для существованія карпаторусскаго населенія.

Такъ въ 1712-мъ году появилась невѣдомая до тѣхъ поръ «мушка» (muska — мошка), оть укусовъ которой погибло множество воловъ, лошадей, коровъ, козъ, собакъ и даже людей.

Въ томъ же году былъ продолжительный падежъ скота.

Въ 1764-мъ году появилась, должно быть впервые, болѣзнь ящуръ, которая продолжала свирѣпствовать и вь слѣдующемъ 1765 году. Оть этой болѣзни, которая нынѣ уже не является смертоносной, погибло множество рогатаго скота, овецъ, оленей, козуль и др. [13]

Со временемъ Ужгородъ развился въ важный пограничный торговый узелъ, черезъ который происходила оживленная заграничная торговля между Венгріей и Польшей, a черезъ нее и съ Русью, при чемъ главнымъ продуктомъ вывоза было кажется вино. Ввиду этого въ Ужгородѣ находилась главная таможня съ филіалками въ Березномъ и Середнемъ (законъ № ХСІ/1715), гдѣ съ вывозимыхъ и ввозимыхъ товаровъ взималась пошлина, т. наз. «тридцатина» (Tricesima).

Интересно отмѣтить, что въ то время между тогдашней т. наз. Угорской Русью и Росcіей, несмотря на всевозможныя препятствія со стороны Австро-Венгріи, шла оживленная торговля книгами, главнымъ образомъ, конечно богослужебными. Такъ согласно донесенія Степана Очкаи, ужгородскаго «тридцатника» (сборщика тридцатины), въ 1727 году владимірскіе купцы, Шаляпинъ и Вакуровъ, привезли между иными товарами 530 псалтырей и иныхъ церковныхъ книгъ, которые были имъ арестованы. Книги эти впослѣдствіи были по настоятельному требованію русскаго посла въ Вѣнѣ книготорговцамъ возвращены. Слѣдующіе транспорты были въ 1756—1757 годахъ задержаны въ Ужкѣ и препровождены въ Ужгородъ, гдѣ были описаны. Всѣхъ книгъ по списку оказалось 1146 штукъ. Съ книгъ этихъ тогдашній ужанскій поджупанъ Антонъ Петроваи (карпатороссъ по происхожденію), однако, снялъ запретъ и разръшилъ ихъ продажу. Въ 1759 году также черезъ ужоцкій перевалъ былъ привезенъ большой транспортъ книгъ на 9-ти возахъ. Черезъ этотъ же перевалъ дня 1-го апрѣля 1760 г. было привезено 690 книгъ, въ томъ числѣ 150 букварей, 13 мая того же года 309 книгъ, a въ 1762 году 733 книги, въ томъ числѣ 400 букварей. Книги эти подвергались предварительной цензурѣ со стороны іезуитовъ и уніатскихъ церковныхъ властей, послѣ чего разрѣшена была ихъ распродажа. Послѣдній извѣстный транспортъ книгъ былъ задержанъ въ 1770 году на пограничномъ пропускномъ пунктѣ въ Ясѣнѣ, за который книгопродавцамъ Григоровичу, Тимофееву и Иванову было выплачено возмѣщеніе въ 4000 гульденовъ. Послѣ того ввозъ россійскихъ книгъ въ Венгрію былъ, несмотря на громадный спросъ на нихъ, окончательно запрещенъ.[14]

Цѣлью этихъ ограниченій было Подкарпатскую Русь герметически закрыть отъ остального русскаго міра. Такимъ образомъ карпаторусскій народъ былъ лишенъ и духовной пищи. Онъ былъ обреченъ на голодную смерть и въ физическомъ, и въ духовномъ смыслѣ. Если онъ не взирая на все это все же уцѣлѣлъ, то это граничитъ просто съ чудомъ!

Изъ своего изгнанія іезуиты вернулись только послѣ усмиренія возстанія Ракоци. Зданіе коллегіи, однако, настолько было повреждено, что учебныя занятія могли начаться въ немъ только въ 1718 г. Въ XVII столѣтіи гимназія была пятиклассная, въ ХVIII. столѣтіи уже шестиклассная. Кромѣ педагогической дѣятельности іезуиты дальше занимались также миссіонерской дѣятельностью, при чемъ не ограничивались обращеніемъ въ католичество однихъ только протестантовъ. Они занялись обращеніемъ въ католичество болѣе знатныхъ и богатыхъ уніатовъ, что нерѣдко имъ и удавалось. Такъ въ 1702 году имъ удалось обратить въ католичество часловецкаго помѣщика Ивана Петровая, a въ 1706 году другихъ пять лицъ восточнаго обряда.[15]

Въ рукахъ іезуитовъ съ теченіемъ времени сосредоточилось такое громадное имущество и такая власть, что противъ ихъ злоупотребленій принуждены были выступить сами католическіе государи. По ихъ настоятельному требованію папа Климетій XVI своей буллой съ 1773 года упразднилъ орденъ іезуитовъ. Въ Ужгородѣ постановленіе буллы было приведено въ исполненіе въ началѣ ноября 1773 г. Громаднѣйшее имущество коллегіи, которой между прочимъ принадлежали села Концово (Koncháza), Великая Каменица, Maлая Каменица и Модра у Гуменнаго[16], было ликвидировано, а вырученныя за него деньги были переведены въ распоряженіе католическаго учебнаго фонда.

Условія, подъ которыми была заключена церковная унія, католическими церковными властями не соблюдалась. Уніатская церковь была вполнѣ подчинена ягерскому римско-католическому епископату. Мукачевскіе уніатскіе епископы назначались только по рекомендаціи ягерскаго епископа, причемъ должны были приносить присягу вѣрности не только римскому папѣ и острихолмскому первосвященнику, но также и ягерскому епископу. Уніатскіе епископы безъ согласія ягерскаго католическаго епископа не имѣли права созывать собора своего духовенства, объѣзжать подвѣдомственные имъ приходы, рукополагать священниковъ и опредѣлять ихъ на приходы. Было время, когда въ Мукачевской уніатской консисторіи занимали первое мѣсто и первые подписывались на бумагахъ мѣстный римско-католическій плебанъ и его капелланъ (помощникъ).

Соотвѣтственно этому въ областяхъ со смѣшаннымъ въ вѣроисповѣдномъ отношеніи населеніемъ и низшее уніатское духовенство, a также его паства находились тоже въ значительной зависимости отъ мѣстныхъ римско-католическихъ духовныхъ органовъ, хотя грамотой Леопольда І-го съ 1692 г. (diploma Leopoldinum) уніатскіе священники и ихъ семьи освобождались отъ крѣпостной зависимости (урбарщины) и вообще уравнивались въ правахъ и привилегіяхъ съ католическимъ духовенствомъ. Уніатскія филіальныя церкви приписывались къ ближайшимъ римско-католическимъ приходамъ, смѣшанные браки уніатовъ съ католиками могли быть заключаемы только по латинскому обряду, уніатское населеніе принуждалось къ празднованію, кромѣ своихъ, также и католическихъ праздниковъ.

Злоупотребленія плебановъ, однако, этимъ не ограничивались. Они кромѣ того отнимали у уніатскихъ священниковъ ихъ приходскіе доходы. Объ этомъ въ протоколахъ о каноническихъ визитаціяхъ уніатскихъ приходовъ (Visitatio canonicaparochiarum) имѣются многочисленныя замѣтки, между прочимъ такого рода: «incolae gemunt sub jugo plebanorum» (жители стонутъ подъ игомъ плебановъ), или «рІеbanі rapiunt omnia» (все похищаютъ плебаны) или же «plebani more suo tum stolarem, cum annuum proventum rapiunt» (плебаны по своему обычаю похищаютъ не только требы, но и годичный доходъ[17] и т. п.

Такое унизительное положеніе уніатской церкви вызвало сильное возмущеніе и огорченіе какъ у русскаго духовенства, такъ и въ широкихъ народныхъ массахъ. Когда же католики стали покушаться на восточный обрядъ, то въ народѣ началось сильное православное движеніе, вылившееся въ концѣ концовъ въ 1760 году въ открытое возстаніе противъ уніи, въ которой простонародіе видѣло первопричину создавшагося унизительнаго положенія.

Религіозныя волненія охватили широкія народныя массы, которыя стали усиленно отпадать отъ уніи. Волненія эти перекинулись даже въ такія отдаленныя окраины, какъ Гайдуцкій Дорогъ, лежащій нынѣ уже глубоко въ мадьярскомъ этносѣ, гдѣ въ 1765 году потомки русскихъ гайдуковъ-гайдамаковъ тоже поднялись на защиту униженной русской вѣры.[18] Движеніе со временемъ приняло такіе внушительные размѣры, что власти рѣшили подавить его силой оружія. Отправленныя для этой цѣли войска подъ начальствомъ гр. Антонія Кароли и генерала Буко окружили Подкарпатскую Русь, занявъ всѣ горные проходы со стороны Польши и Седмиградья,[19] послѣ чего не трудно было сломить сопротивленіе отрѣзанныхъ отъ остального міра повстанцевъ.

Окончательно остановить православное движеніе и вернуть народныя массы назадъ въ унію удалось, однако, не сразу. Православіе больше всего держалось въ Мараморощинѣ, но и здѣсь комитатское управленіе смогло уже 11-го іюля 1769 года объявить, что «non unitos in suo sinu jam non dari».[20]

Волненія эти, однако, убѣдили власти въ томъ, что карпторусскій народъ дальше такъ безсовѣстно подводить нельзя. Особенно подѣйствовали они на самое Марію Терезію, которая рѣшила замирить во чтобы то ни стало карпаторусскій народъ. Руководилась она при этомъ, конечно, не любовью къ pycскому народу, a чисто политическими соображеніями, дабы такимъ образомъ ослабить вліяніе Россіи на австрійскихъ славянъ, все растущая мощь которой наводила на нее паническій страхъ. Нужно ей признать, что избранный ею способъ оказался для достиженія намѣченной цѣли самый вѣрный. По ея настоятельному требованію, несмотря на всевозможныя интриги латинскаго духовенства, особенно ягерскаго, папа Климентій XIV. своей буллой отъ 19-го сентября 1771 г. учредилъ мукачевскую уніатскую епархію, которая дотолѣ латынянами признавалась собственно только какъ апостольскій викаріатъ, подвластный ягерскому епископу. Одновременно съ ка нонизаціей, новоучрежденная епархія изъята была изъ подъ власти ягерскаго епископа и подчинена непосредственно юрисдикціи острохолмскаго первосвященника. (primas-a).

Пріязнь Маріи Терезіи къ уніатской церкви проявилась еще болѣе нагляднымъ образомъ. Первоначальной резиденціей мукачевскаго епископа былъ монастырь на горѣ Чернецкой подъ Мукачевомъ. Монахи, однако, по всей видимости тяготившіеся присутствіемъ въ своей обители владыки, стали къ нему придираться и даже изгонять оттуда, ссылаясь на учредительную грамоту монастыря, въ которой про епископа ничего не сказано. Споръ кончился тѣмъ, что указомъ Маріи Терезіи отъ 13-го сентября 1751 г. монастырь былъ присужденъ монахамъ. Въ силу сего указа самый заслуженный уніатскій епископъ, Михаилъ Ольшавскій, который кстати сказать, и самъ былъ монахомъ, принужденъ былъ окончательно покинуть древнюю резиденцію Мукачевскихъ епископовъ и очутившись такимъ образомъ безъ крова, принужденъ былъ поселиться въ Мукачевѣ, въ одномъ деревянномъ домишкѣ.

Одновременно на постройку новой резиденціи отпущено было 2.000 флореновъ, что и по тогдашнимъ условіямъ было суммой ничтожной. Ввиду этого начатая было постройка новаго зданія и 17 лѣтъ спустя не была окончена. Тѣмъ временемъ у руководящихъ круговъ зародилась мысль перевести столицу епархіи изъ Мукачева въ Ужгородъ, при чемъ реэиденцію первоначально предполагалось помѣстить въ замкѣ, служившемъ въ то время казармой. Перестройка замка требовала, однако, слишкомъ большихъ средствъ (130.000 зл.), поэтому какъ нельзя болѣе кстати пришло упраздненіе іезуитскаго ордена, выручившее изъ затруднительнаго положенія казну, къ которой перешло зданіе Ужгородской іезуитской коллегіи (обитель и школа) съ прилегающимъ къ ней костеломъ. Ввиду экономіи для нуждъ епархіи рѣшено было предоставить оба помянутыхъ зданія, которыя въ тѣ времена пустовали и перестройка которыхъ требовала затраты сравнительно небольшихъ средствъ. Проектъ этотъ встрѣтился со одобреніемъ Маріи Терезіи, которая грамотой отъ 1. марта 1775 г. помянутыя зданія пожаловала мукачевской уніатской епархіи. Зданіе коллегіи и костелъ переданы были Андрею Бачинскому, тогдашнему епископу, въ серединѣ лѣта того же года. Замокъ былъ переданъ только 2-го мая слѣдующаго 1776 года. Въ немъ было помѣщено богословское училище, находящеся тамъ понынѣ. Кромѣ того пожалованы были епархіи участки между замкомъ и костеломъ, превращеннымъ потомъ въ кафедральный соборъ. Форменная дарственная грамота на все это была выдана только въ 1791 году Леополъдомъ IІ-ымъ.[21]

Русская вѣроисповѣдная община, первоначально конечно православная, превратившаяся впослѣдствіи въ уніатскую, согласно приходской переписи 1778 года (Consriptio Рагоchiae Graeco Catholicae Ungvariensis) подлинникъ которой хранится въ ужгородскомъ земскомъ архивѣ, существовала въ Ужгородѣ съ незапамятныхъ временъ (… est ab іm memorabili erecta.)

Въ одномъ изъ городскихъ протоколовъ, въ которомъ производилась регистрація продажи недвижимостей, въ записи 1719 года уніатскій приходъ упоминается то какъ «приходъ греческой вѣры», («Görög hiten Levő Parochia») то какъ «Греческая эклезія» («Görög Ecclesia«), a наконецъ какъ «Русскій приходъ» («Orosz Parafia«). Русская церковь въ одной записи упоминается какъ «Orosz Cerkó« (1723).

Согласно протокола о канонической визитаціи 1751 года къ ужгородскому уніатскомѵ приходу приписано было 84 хозяина и 9 грековъ. Приходская церковь была каменная съ тремя колокольнями.[22] Церковь эта построена была якобы въ 1678 году и стояла будто бы гдѣ то подъ замкомъ, на сѣверной сторонѣ, на томъ мѣстѣ, гдѣ впослѣдствіи стояла казенная житница (кажется въ районѣ нынѣшней ул. Добрянскаго). Приходской домъ существовалъ уже якобы въ 1575 году. Теперешняя уніатская приходская церковь, т. н. «цегольнянская», построена была согласно данныхъ приходского архива въ 1802 году.[23]

Интересно отмѣтить, что между доходами прихода въ то же приблизительно время числилось, между прочимъ, право на пользованіе общинными пастбищами (usus pascuorum communium) и общиннымъ лѣсомъ (Lignatio ex communibus sylvis), изъ чего слѣдуетъ, что въ тѣ времена имѣлись еще исчеэнувшіе впослѣдствіи общинные лѣса, a также пастбища.[24]

Согласно вышеупомянутой приходской переписи въ 1778 году къ ужгородскому уніатскому приходу было приписано 866 душъ, изъ коихъ уніатовъ было 824, a православныхъ (schismatici) 42, что составляло добруго половину всего населенія. Какъ видно въ тѣ времена русскій элементъ, занимавшій въ городѣ первое мѣсто среди народностей и вѣроисповѣданій, былъ гораздо сильнѣе, чѣмъ въ наше время, особенно если принять во вниманіе, что русскіе всѣ принадлежали къ свободнымъ сословіямъ преимущественно къ сословію либертиновъ. (Nobiles numerantur 4 in tota Parochia, ceteri omnes Libertini, Catholicae religionis 123. Schismatici 34).

Ядро православныхъ составляли греки, бѣжавшіе въ началѣ ХVIII. вѣка отъ преслѣдованія турокъ изъ Македоніи. Фамиліи у грековъ этихъ были, однако, за малымъ исключеніемъ, преимущественно славянскія. Къ нимъ присоединилось нѣсколько сербовъ и карпатороссовъ. Сначала они не имѣли церкви и собирались для молитвы въ частномъ домѣ и только временами выписывали священника, главнымъ образом изъ Великаго Варадина или Токая.

Занимались ужгородскіе греки преимущественно торговлей, которая до сороковыхъ годовъ XIX. столѣтія была сосредоточева почти исключительно въ ихъ рукахъ. Они составляли особое сообщество — «Communitas graecorum universium», — «az ungvári nemes görög compánia», — «ungvarer griechischen Handelsleute». Это были зажиточные люди, которые скоро освободились изъ подъ опеки уніатовъ и несмотря на свою немногочисленность и ставимыя имъ препятствія образовали самостоятельную вѣроисповѣдную общину. Сначала приходская церковь была деревянная, потомъ въ 1786 году построена была каменная. Приходъ располагалъ значительнымъ имуществомъ. Кромѣ церкви, которая особенно славилась своими замѣчательными колоколами, имѣлись жилые дома для священника, псаломщика и звонника, наемный домъ на главной улицѣ (Мостовой), виноградники и пахотныя земли.

Жили ужгородскіе греки замкнутой жизннью и упорно придерживались греческаго богослужебнаго языка, который былъ сначала также языкомъ дѣловодства общины, пока въ серединѣ XIX. вѣка не былъ замѣненъ мадьярскимъ. Эта отчужденность оказалась для нихъ роковой. Не имѣя подъ собой почвы, они постепенно стали вымирать. Кромѣ того въ торговлѣ ихъ скоро вытѣснили евреи, что въ корнѣ подорвало ихъ матеріальное благосостояніе.

Послѣднимъ православнымъ священникомъ былъ Свѣтозаръ Боляричъ (1874—1879), родомъ сербъ, послѣ ухода котораго община пришла въ явный упадокъ, продолжая, однако, еще нѣкоторое время влачить свое жалкое существованіе. Между тѣмъ постепенно таяло и приходское имущество. Въ началѣ 90-хъ годовъ были проданы земли, a въ 1896 году наемный домъ. За оставшееся имущество новоучрежденная лютеранская община предложила сначала 32.000, потомъ 40.000, a наконецъ 70.000 коронъ австрійскихъ. Православные, однако, ввиду того, что церковь была построена для богослуженія по восточному обряду, предложили купить ее вмѣстѣ съ остальнымъ церковнымъ имуществомъ мукачевской уніатской епархіи за 20.000 кор. австр.

Мукачевское епархіальное правленіе; въ свою очередь предложило 16.000 кор., каковая сумма и была принята тогдашнимъ православнымъ церковнымъ старостой Иваномъ Іовановичемъ. Сдѣлка эта была дня 5-го августа 1900 года одобрена общимъ собраніемъ православной общины, которая въ то время имѣла уже только 7 взрослыхъ и 2 малолѣтиихъ членовъ. Общее собраніе вмѣстѣ съ тѣмъ постановило, что вырученная за проданное приходское имущество сумма должна быть раздѣлена между прихожанами. Договоръ о куплѣ-продажѣ былъ подписанъ дня 22. сентября 1900 г., послѣ чего скоро послѣдовалъ форменный переводъ права собственности, однако безъ соблюденія соотвѣтствующихъ законныхъ предписаній, ввиду чего противъ него были поданы нѣкоторыя возраженія. Вслѣдствіе этихъ возраженій ужгородскій поджупанъ своимъ рѣшеніемъ за № 11.022/1902. договоръ, какъ противозаконный отмѣнилъ. Въ послѣдней инстанціи пришлось дѣло рѣшать мадь. кор. министру вѣроисповѣданія и народнаго просвѣщенія. Онъ своимъ рѣшеніемъ № 17/1906. хитроумно разрубилъ гордіевъ узелъ, a именно такимъ образомъ, что продажу православнаго церковнаго имущества, какъ таковую, несмотря на явную противозаконность всей сдѣлки и несоотвѣтствіе цѣны, «въ видѣ исключенія» одобрилъ, съ тѣмъ однако, что покупная цѣна не можетъ быть раздѣлена между прихожанами, но должна быть внесена въ центральную государственную казну.[25]

Такимъ образомъ православные въ одинъ пріемъ потеряли цѣннѣйшее церковное имущество, a вмѣстѣ съ тѣмъ и вырученныя за нeгo деньги. Дѣло конечно не обошлось безъ непростительнаго попустительства православныхъ церковныхъ властей.

Мукачевская епархія, купленную ею церковь предоставила въ распоряженіе монахамъ-василіанамъ, которые непосредственно передъ войной построили возлѣ нея монументальную монастырскую обитель, въ которой помѣщается также бурса.

Судьба, діаметрально провоположная судьбѣ, постигшей православныхъ, выпала на долю еврейства. Евреи впервые упоминаются въ спискѣ 1690 г. какъ арендаторы мыта, которые кромѣ того продавали пиво, горѣлку и медъ, за что платили аренду 600 фл. въ годъ.

Количество ихъ не указано, однако судя по тому, что въ спискѣ 1691 года упоминается уже только одинъ еврей, можно заключить, что ихъ было очень немного, двѣ-три семьи, не больше.

По переписи 1768 года общее количество евреевъ равнялось 93. — Согласно податного списка 1788 года (Graecorum et Hebreorum Nova Partio 1788) православныхъ хозяевъ, подлежащихъ налогообложенію, было въ то время 25, а евреевъ 24. Количество евреевъ, однако, постоянно увеличивалось въ то время, какъ число православныхъ постепенно убывало. Кромѣ естественнаго прироста еврейство увеличивалось также отъ постояннаго прилива единоплеменниковъ изъ Польши. Иммиграція эта усилилась особенно тогда, когда по первому раздѣлу Польши въ 1773 г. сосѣдняя Галичина досталась Австріи.

Озадаченныя все усиливающимся наплывомъ евреевъ изъ заграницы власти стали противъ еврейской иммиграціи принимать строгія мѣры. Одной изъ этихъ мѣръ былъ королевскій указъ отъ 18-го августа 1806 года, строго запрещающій иностраннымъ евреямъ безъ разрѣшенія Королевскаго Намѣстничества (Consilium Locumtenentiale Regium) въѣздъ въ Венгрію. Запретъ этотъ былъ вновь изданъ распоряженіемъ Королевскаго Намѣстничества 1819 года, который въ нашей области былъ обнародованъ особымъ объявленіемъ жупнаго управленія съ 1820 г. № 19340/10417, оригиналъ котораго хранится въ городскомъ архивѣ.[26]

Однако, несмотря на эти и другія ограничительныя мѣры, которыя повидимому на практикѣ оказались малодѣйственными, приливъ еврейскаго элемента изъ сосѣдней Галичины интенсивно продолжался, быстро увеличивая численность мѣстнаго еврейскаго населенія. Въ концѣ ХVIII. вѣка ужгородская еврейская община настолько окрѣпла, что въ 1792 году уже была въ Ужгородѣ открыта еврейская школа.[27] Къ концу первой половины прошлаго вѣка по численности евреи заняли среди народонаселенія Ужгорода уже второе мѣсто, при чемъ количестоо ихъ опредѣлялось въ 2.500 душъ.[28] Вмѣстѣ съ тѣмъ они къ тому времени уже захватили въ свои руки всю торговлю, бывшую дотолѣ въ рукахъ вытѣсненныхъ ими греческихъ купцовъ.

Во время царствованія Іосифа II. (1780—1790) была сдѣлана попытка нѣмецкой колонизаціи. Изъ Прирейнской области по предложенію органовъ помѣщицы-казны переселено было въ Ужгородъ 20 нѣмецкихъ семей. Они были поселены на Минайской улицѣ, отъ чего она получила наименованіе «Швабской» улицы. Здѣсь ихъ ожидали готовыя усадьбы, хозяйственныя постройки, домашній скотъ и сельскохозяйственныя орудія. Кромѣ того получили на 10 лѣтъ освобожденіе отъ всякихъ общественныхъ бременъ.[29] Попытка эта, однако, никакого результата не имѣла, такъ какъ нѣмецкіе колонисты быстро поддались денаціонализаціи. Сегодня только нѣкоторыя фамиліи жителей Минайской улицы напоминаютъ о нѣмецкомъ происхожденіи ихъ носителей. Ихъ потомки и правопреемники, однако, до сихъ поръ сохранили нѣкоторое свое хозяйственное сообщество, называемое «Швабской урбаріальной общиной».

Цыгане живутъ въ Ужгородѣ съ давнихъ временъ, о чемъ свидѣтельствуетъ также то обстоятельство, что уже въ ХVII. вѣкѣ ихъ именемъ называлась даже улица (Czigány ucca). Согласно списка 1691 года жили цыгане подъ предводительствомъ одного «воеводы» (vajda) подъ шатрами, каковыхъ въ то время имѣлось 20. Служили цыгане замку кузнецкимъ ремесломъ.[30]

Согласно хроники Саларди ужгородскій католическій приходской костелъ стоялъ передъ замкомъ внутри паланка или тына, которымъ замокъ снаружи былъ обведенъ.[31] Костелъ этоть со временемъ — по всей вѣроятности во время одной изъ многочисленныхъ осадъ, которымъ ужгородскій замокъ подвергался, — былъ разрушенъ. Въ XVII. столѣтіи католическій приходской костелъ находился уже на нынѣшней улицѣ Ракоци, о чемъ свидѣтельствуетъ запись въ одномъ изъ городскихъ протоколовъ отъ 16-го марта 1669 года. (Az Sós uczában a Templom ellenében) Koстелъ этотъ переходилъ то къ католикамъ, то къ реформатамъ, пока въ началѣ XVIII. вѣке не остался окончательно въ рукахъ первыхъ. Кромѣ того въ Ужгородѣ имѣлся еще и другой, такъ наз. «маленькій костелъ» (Kis templom), упоминаемый въ городскихъ протоколахъ въ 1651 году.[32]

Въ концѣ XVII. вѣка приходской домъ находился въ Замковой улицѣ (теперь Капитульная), о чемъ свидѣтельствуетъ запись въ книгѣ наслѣдственныхъ дѣлъ съ 1668 г. (Az Vár uczában az Parochiális ház mellett.[33] Въ 1691 году приходской домъ вмѣстѣ со школой находился уже на ул. Мостовой (Hid-ucza) на двухъ цѣльныхъ участкахъ.[34]

Со временемъ католическій приходской костелъ настолько обветшалъ, что необходимымъ стало снести его и построить новый. Для постройки новаго костела, однако, не хватало средствъ. Тогда мѣстный католическій архидіаконъ, Эмерихъ Хорватъ, испросилъ въ 1762 году, когда началась постройка нынѣшняго костела, разрѣшеніе у Ягерскаго епископа вскрыть фамильный склепъ Другетовъ, находящійся въ замковомъ костелѣ, въ надеждѣ найти тамъ драгоцѣнности, которыя потомъ должны были пойти на покрытіе нехватающихъ для постройки средствъ. Такъ какъ въ то время замокъ служилъ казармой, то разрѣшеніе пришлось испрашивать также у военныхъ властей. Разсчетъ этотъ, однако, не оправдался, ибо склепъ еще 24 мя годами раньше былъ ограбленъ помѣщавшимся въ замкѣ войскомъ. Кромѣ одного золотого кольца, оказавшагося среди останковъ Валентина (I.) Другета, ничего цѣннаго найдено не было. Да и это кольцо не могло быть использовано для предполагаемой цѣли, такъ какъ его пришлось отправить, какъ казенное добро, въ государственную казну въ Братиславѣ. Напрасно только былъ нарушенъ загробный покой мертвыхъ.[35]

Достопримѣчательностью католическаго костела является серебрянная готическая монстранція художественной отдѣлки, вѣсомъ въ 7 1/2 килогр. Послѣ подавленія куруцскаго возстанія бѣжавшій за границу гр. Берчени взялъ ее съ собой, однако впослѣдствіи вернулъ ее изъ Турціи.[36]

Въ 1766 году былъ старый приходской домъ снесенъ, a на его мѣсто въ 1767 году построенъ новый. Постройки эти, равно какъ и постройки уніатскаго прихода, были осуществлены съ помощью помѣщицы-казны (впослѣдствіи лѣсной казны), которой принадлежитъ надъ обоими приходами патронатъ, въ силу котораго обязана, между прочимъ, также содержать приходскія зданія въ исправности.

Вышеупомянутый историческій замковый костелъ, гдѣ въ свое время заключена была церковная унія, со временемъ былъ снесенъ, навѣрное ввиду eгo обветшалости и отсутствія средствъ, необходимыхъ для ремонта.

Когда возникло римско-католическое богомолье на горѣ Кальваріи до сихъ поръ точно не установлено. Ha картѣ города 1800-го года уже отмѣчена гора Кальварія съ часовней на вершинѣ. Къ ней вела дорога отъ теперешней улицы Собранецкой, черезъ улицу Тихую. Нынѣшняя улица Кальварія была открыта въ 1830-мъ году казной. Тогда же, вѣроятно была построена дорога, ведущая серпентинами къ находящейся на вершинѣ горы главной часовнѣ. Съ этимъ временемъ должна быть связана и постройка часовенекъ, расположенныхъ по обѣимъ сторонамъ этой дороги, и изображающихъ Страсти Господни. Ha часовнѣ, мѣченной № VIII. имѣется дата — 1828.

Нынѣшняя главная часовня на вершинѣ горы Кальваріи была лостроена немного раньше, въ 1826-мъ году, изъ наслѣдства Давида Пеца, въ честь котораго въ 1885-мъ году была къ часовнѣ прикрѣплена мраморная доска.

Ужгородскіе реформаты возвращенное въ 1705 году имъ церковное имущество (согласно дневника Хорватовъ Павловецкихъ) «малый костелъ со всѣми принадлежностями» — «cum parochia et universis ad se pertinenitiis»[37] скopo опять потеряли. Въ общинѣ возникла неурядица, которой воспользовались іезуиты и опять захватили церковное имущеетво, которое уже потомъ никогда не было реформатамъ возвращено. Послѣ того приходъ переведенъ былъ въ сосѣднюю Радванку, гдѣ Адамъ Хорватъ Павловецкій предоставилъ ддя его нуждъ свою усадьбу и принадлежавшія къ ней земли. Только въ 1783 году былъ реформатскій приходѣ съ разрѣшенія императора Іосифа II-го переведенъ обратно въ Ужгородъ. Когда попытка вернуть отнятое приходское имущество кончилась неудачей, община приступила къ сооруженію собственными силами новаго храма, основной камень котораго былъ положенъ 16-го мая 1793 года на участкѣ, купленномъ для этой цѣли у казны за 386 фл. и 44 кр. Существенную матеріальную поддержку оказали ей лютеране, не имѣвшіе еще въ то время своего прихода, который былъ учрежденъ только въ 1906 году. Приходскимъ домомъ (parochia) въ то время служилъ находившійся возлѣ костела деревянный домикъ, и только приблизительно 30 лѣтъ спустя удалось, частью на собранныя путемъ сборщины средства, построить для этой цѣли соотвѣтствующее новое зданіе, которое служило до 1905 года.[38]

Католическое засиліе не прекратилось сразу и послѣ учрежденія Мукачевской уніатской епархіи даже въ самой ея столицѣ, въ Ужгородѣ. Оно проявлялось, между прочимъ и тѣмъ, что гимназисты греко-католическаго вѣроисповѣданія должны были праздновать по латинскому обряду и присутствовать на латинскихъ богослуженіяхъ и не могли посѣщать своей церкви даже въ тѣ русскіе праздники, которые совпадали съ латинскими. Въ 1793 году, однако, одинъ русскій четырехклассникъ (гуманистъ 1-го отдѣленія), по имени Георгій Ѳеодоровичъ, въ одинъ изъ совмѣстныхъ праздниковъ во время шествія въ католическій костелъ выступилъ изъ рядовъ и направился въ кафедральный соборъ. Ледъ былъ этимъ проломленъ. Католикамъ пришлось сдѣлать первую уступку, заключавшуюся въ томъ, что по воскресеніямъ и въ совмѣстные праздники уніаты по своему желанію могли посѣщать русскую церковь, въ латинскіе же праздники должны были ходить дальше въ костелъ. Въ области преподаванія Закона Божія добились уніаты почти одновременно съ этимъ также нѣкоторой уступки, a именно съ 1795 года три младшихъ класса стали слушать Законъ Божій по русски, a только три старшихъ класса продолжали слушать его совмѣстно съ католиками по латински.

Порядокъ этотъ оставался въ силѣ до середины XIX вѣка.[39]

Послѣ перехода зданія іезуитской коллегіи во владѣніе мукачевской уніатской епархіи гимназія нѣкоторое время еще продолжала оставаться въ одномъ одноэтажномъ флигелѣ коллегіи, пока невдалекѣ не было въ 1784 году построено новое зданіе на мѣстѣ называвшемся «Казармой» казенной постройки, часть стѣнъ и основаній, которой были при томъ использованы для новой постройки. Единственной «достопримѣчательностью» этого неудобнаго и нездороваго зданія, въ которомъ кстати сказать, съ 1900 года помѣщается городская управа, является то, что изъ него былъ въ 1799 г. веденъ первый каналъ въ Ужгородѣ,[40] a въ 1806 году передъ нимъ была сооружена первая мостовая.

Несмотря на свое безправное состояніе, въ силу обстоятельствъ, неэависѣвшихъ отъ воли казны, Ужгородъ все же понемногу развился. Съ теченіемъ времени онъ становится важнымъ административнымъ и культурнымъ центромъ. Въ 1775 году былъ по улицѣ Великой (Nagy ucza) — теперешняя улица Ракоци № 27) построенъ Комитатскій домъ, вслѣдствіе чего Ужгородъ сталъ окончательно столицей ужанскаго комитата. Съ того времени комитатскія собранія стали отбываться постоянно въ Ужгородѣ. Въ 1809 году была закончена постройка новаго монументальнаго комитатскаго дома на площади, получившей отъ него наименованіе «Комитатской» (Vármegyeház tér — теперешняя пл. Жатковича[41] послѣ чего въ старомъ зданіи было помѣщено окружное начальство, которое тамъ находилось до недавна, пока нѣсколько лѣтъ тому назадъ зданіе не было снесено и на его мѣстѣ построена Земледѣльческая Камера.

Послѣ упраздненія ордена іезуитовъ проведена была реформа школьнаго дѣла, въ связи съ которой Венгрія раздѣлена была на восемь учебныхъ округовъ; столицей одного изъ нихъ, правда не на долго, сталъ Ужгородъ.[42]

Въ 1786 году указомъ Іосифа II-го была проведена реформа администраціи, въ силу которой Венгрія была вмѣсто комитатовъ раздѣлена на 10 комиссаріатовъ. Столицей одной изъ этихъ новыхъ административныхъ единицъ, въ составъ которой входили, кромѣ ужгородскаго, также комитаты Бережскій, Угочанскій, Мараморошскій и Сатумарскій, сталъ Ужгородъ,[43] однако не на долго, такъ какъ послѣ смерти Іосифа ІІ-го (1790), всѣ его нововведенія въ области администраціи были отмѣнены и возстановлены старые порядки.

Слѣдуетъ отмѣтить, что въ томъ же 1786 году былъ Іосифомъ II-мъ изданъ его знаменитый указъ о вѣроисповѣдной терпимости, которымъ предоставлена была свобода вѣроисповѣданія также некатоликамъ, между прочимъ и православнымъ, — за которыми однако только закономъ № XXVII—1790 года была окончательно закрѣплена свобода вѣроисповѣданія, a также право пріобрѣтать недвижимости и поступать на государственныя и общественныя должности.[44] Одновременно съ этимъ отмѣнены были всякие поборы, взимавшіемя дотолѣ съ некатоликовъ въ пользу ксендзовъ.

Весьма цѣнныя данныя по развитію города въ разсматриваемую эпоху содержатъ хранящіеся въ городскомъ архивѣ въ оригинальныхъ рукописяхъ вѣдомости, составленныя на основаніи подомной переписи населенія. По нимъ съ большой наглядностью можно возстановить весь тогдашній составъ населенія города, его классовое и имущественное состояніе и почерпнуть изъ нихъ множество интересныхъ, и ввиду своей автентичности весьма цѣнныхъ свѣдѣній.

Вѣдомость 1767 года носитъ заглавіе:

«Conscriptio Аnіmarum Anni 1767-mi[45] Regio Cameralis Oppidi Unghvar Co(mi)t(a)tui Nominis ejusdem adjacentis Catholicis et Helveticae Confessioni addictis Hungaris, Germanis, ac Graeci ritus Uniti Ruthenis, nec non Catholicis Slavis impopulati».

Вѣдомость эта въ графѣ «Nomina Oppidanorum Proprias Domos habentium» поименно перечисляетъ всѣхъ домовладѣльцевъ, съ указаніемъ въ соотвѣтственныхъ графахъ количества членовъ семьи (Hospes — Hospitissa — Proles) и прислуги (Famuli — Ancillae). Согласно сего списка было въ указанномъ году въ Ужгородѣ 311 домовъ (вѣрнѣе домовладѣльцевъ), a количество населенія составляло 1469 душъ. Число это, все же, не совсѣмъ точно, такъ какъ въ списокъ не были включены евреи. Количество евреевъ, однако, указано въ спискѣ послѣдующаго 1768 года, которое поэтому безъ особой погрѣшности можемъ признать дѣйствительнымъ и для предыдущаго года. Было ихъ тогда 93. Принимая это во вниманіе общее количество жителей города, — однако безъ казенныхъ людей, войска и обитателей іезуятской коллегіи, — можемъ опредѣлить примѣрно въ 1560 душъ. По списку можно установить также, что въ помянутомъ году въ Ужгородѣ было 57 чеботарей, 26 кожевниковъ, 22 гончара, 12 мѣховщиковъ, 5 мельниковъ, 4 кузнеца, 4 столяра, 3 колесника, 3 маляра, 3 валяльщика, 3 садовника (огородника), 2 пекаря и пряничника, 2 веревочника, 2 часовщика, 2 ткача, 2 пуговочника, 1 каменщикъ, всего 157 ремесленниковъ и 20 земледѣльцевъ.

Весьма обширна и подробна вѣдомость 1768 года, которая раздѣлена на 31 графу. Нехватаетъ у нея только заглавной страницы и первой страницы текста (всѣхъ страницъ первоначально было 46), что впрочемъ ничуть не уменьшаетъ ея цѣнности. Къ сожалѣнію вѣдомость эта была кѣмъ то изъ городскихъ должностныхъ лицъ ввиду экономіи труда использована и для 1771 года, при чемъ соотвѣтствующія мѣста въ ней были зачеркнуты и исправлены, что не могло не отразиться на четкости рукописи. Въ ней значится всего 301 домъ, при чемъ не только домовладѣльцы, но и квартиронаниматели и прислуга указаны въ ней поименно. Согласно этой вѣдомости, въ которую на этотъ разъ были включены также евреи, число жителей равнялось, опять таки безъ войска и казенныхъ людей, 1602, что въ общемъ отвѣчаетъ вышеизложенному приблизительному изысканію. По этой же вѣдомости можно подомно установить число мужчинъ и женщинъ, взрослыхъ и несовершеннолѣтнихъ, новорожденныхъ и умершихъ, и вообще приростъ и убытокъ населенія въ теченіи года. Протестантовъ (acatholici) было 67, православныхъ 38, евреевъ, какъ уже было сказано, 93, a остальные были уніаты и католики, указанные въ вѣдомости подъ общимъ названіемъ — catholici.

Перепись отъ 3-го декабря 1819 года, которая носитъ заглавіе: «Descriptio Re(gi)o Саmeralis Oppidi Unghvar», состоитъ изъ 3-хъ частей. Первая часть содержитъ поименный списокъ домохозяевъ, съ указаніемъ ихъ профессіи и оцѣнки перечисленнаго подробно (domus, fornices, vinieae, cellaria, horti) ихъ недвижимаго имущества.

Вторая часть содержитъ сравнительную статистическую сводку, въ которой сопоставлены данныя 1794 и 1819 годовъ, которая такимъ образомъ представляетъ наглядную картину роста города за цѣлую четверть вѣка. Такъ напр. въ 1794 г. имѣлось въ городѣ 475 домовъ, a въ 1819 году 806, слѣдовательно за 25 лѣтъ количество домовъ увеличилось на 335. Подробныя данныя приведены въ сводкѣ также относительно разныхъ профессій.

Включенное въ перепись 1819 года имущество горожанъ оцѣнивалось въ 1,106.800 рейнскихъ флореновъ. Евреевъ-домохозяевъ имѣлось въ то время 15, при чемъ имущество ихъ оцѣнивалось въ 58.300 фл. Въ это число, однако, не включено имущество еврейской общины по ул. Великой (нынѣшней Ракоци), состоявшее изъ синагоги, школы и жилища раввина, a также богадѣльни (Xenodochium judaeorum) по улицѣ Маломостовой (Kishid).

Третья часть вѣдомости, какъ показываетъ и ея заглавіе: «Consignatio Specifica Literatorum im R. Camerali Oppido Unghvar domiciliatorum» — содержитъ поименный списокъ всѣхъ грамотныхъ ужгородцевъ, раздѣленныхъ въ этомъ отношеніи на 3 класса.

Въ первомъ классѣ (In classe І-а) перечислены правовѣды (Literati Juris periti). Было ихъ 26. Bo второмъ классѣ указаны лица, владѣющіе латинскимъ и мадьярскимъ языками (Literati Linguae Latinae et Hungaricae gnari). Таковыхъ было 35. Къ третьему классу были причислены тѣ, кто зналъ только мадьярское письмо (Literati solum Hungaricae scripturae gnari). Было таковыхъ 25. Кромѣ того живущихъ въ городѣ постоянно грамотныхъ иногородцевъ (non domiciliati) имѣлось 6, такъ что всѣхъ грамотныхъ людей въ городѣ, не считая, однако, въ томъ числѣ людей, знающихъ только русскую грамоту или еврейскую, a также гимназію, насчитывалось всего 96 лицъ, что могло составить приблизительно 2.5% всего населенія, которое въ то время можно отгадывать круглымъ числомъ на 4.000 душъ.

Ha планѣ города съ 1800 года указано 698 интравиллановъ (усадебъ), изъ какового числа нѣкоторое количество припадало, однако, на церкви, склады, житницы (гумна) и т.д., такъ что въ то время количество населенія города могло равняться приблизительно 3.000 жителямъ. Согласно того-же плана по правому побережью было 15 улицъ, a по лѣвому 6.

Послѣ перехода города во владѣніе казны, въ замкѣ былъ размѣщенъ гарнизонъ. Водоснабженіе замка производилось спеціальными водовозными подводами, доставляемыми по распоряженію комитатскихъ властей.

Въ 1728-мъ году замокъ сгорѣлъ. Отъ него остались однѣ только стѣны.

Въ 1735-мъ году ужгородская доминія пожалована была императоромъ Карломъ ужанскому наджупану барону Францу Дюлаи, въ пожизненное владѣніе (въ залогъ).[46]

Новый владѣлецъ въ 1737-мъ году возстановилъ сгорѣвшій было замокъ.[47] Однако, онъ не долго могъ имъ пользоваться, такъ какъ въ 1740-мъ году умеръ, послѣ чего Ужгородъ перешелъ опять къ казнѣ.

Слѣдуетъ отмѣтитъ, что ужгородскій замокъ служилъ также тюрьмой и въ его подземельяхъ, должно быть, не одна жертва барскаго произвола кончила печально свою злосчастную жизнь.

Лишенный своихъ прежнихъ вольностей Ужгородъ получилъ соотвѣтственно своему новому правовому положенію новое званіе. Сначала онъ назывался просто «Oppidum Uanghvar», по мадьярски „Ungvár városa“ но съ середины XVIII вѣка сталъ называться казеннымъ начальствомъ «Unghvar mező városa», каковое названіе встрѣчается, однако, и раньше въ записяхъ городскихъ протоколовъ XVII вѣка (1662),[48] a наконецъ «Királyi Kameralis Uradalmi Úrbéri Mező város» (Королевское казенное урбаріальное помѣщичье мѣстечко). Титулъ, правда, длинный, но зато не особенно почетный. По-латыни Ужгородъ сталъ называться «Oppidum Regio Camerale» или даже «Oppidum Caesareo Regium Camerale».

Городская управа co временемъ попала въ полную зависимость отъ помѣщицы-казны, что проявлялось, конечно, уже при самомъ выборѣ городскихъ должностныхъ лицъ. Такъ наприм. городской староста (главный судья) избирался, правда, и дальше общимъ собраніемъ горожанъ (Voto oppidanorum)[49], голосовать при этомъ можно было, однако, только за кандидатовъ, выставленныхъ казной, о чемъ свидѣтельствуетъ распоряженіе начальника казны (Cameralis Praefectus) съ 1766 года[50], которымъ расписалъ выборы городскихъ должностныхъ лицъ, которые, повидимому, производились срокомъ на одинъ годъ, обыкновенно около новаго года. Согласно этой же грамоты на должность старосты выставлялись казной обыкновенно по три кандидата, хотя впослѣдствіи было немало случаевъ, когда выставлялись четыре кандидата. Новоизбранный староста, a равно главный нотаріусъ и члены гор. совѣта подлежали утвержденію со стороны казны (electus per Dominium corfimatur). Кромѣ того должны были торжественно сложить присягу публично въ костелѣ во время новогодняго богослѵженія.[51]

Не мало было при этомъ конечно злоупотребленій со стороны всемогущей казны.

Такъ напр. согласно протокола о выборѣ городскихъ должностныхъ лицъ отъ 29 декабря 1771 г, члены совѣта были просто назначены. (pro Juratis autem Oppidi denominantur Sequentes). He менѣе характеренъ случай, описанный въ протоколѣ отъ 1-го января 1772 года. Изъ четырехъ кандидатовъ Іоаннъ Кемень получилъ 37 голосовъ, Степанъ Гомоки 20, a остальные два 3 и 1. Несмотря на то, что Кемень получилъ абсолютное, a при томъ подавляющее большинство, въ должности старосты былъ казной утвержденъ не онъ, но Гомоки, a именно съ такимъ обоснованіемъ, что тѣ голоса, которыми первый получилъ большинство надъ послѣднимъ, принадлежали якобы грекамъ. т.е. православнымъ, «которые никакъ не могутъ вліять на дѣла городской общины, которая несетъ разныя бремена». Это было, конечно, только предлогомъ къ тому, чтобы не утвердить неудобнаго казнѣ кандидата, ибо не мыслимо, чтобы горсточка грековъ, составлявщая ничтожную часть населенія, могла рѣшить исходъ выборовъ. Къ тому же, если греки почему-то дѣйствительно не имѣли права голоса, то ихъ просто не нужно было къ голосованію допустить. Ясно. что дѣло было не совсѣмъ чистое.

Населеніе города въ высшей степени тяготилось своимъ безправнымъ положеніемъ и своеволіемъ казенныхъ людей и всячески пыталось вернуть себѣ утерянныя вольности. Прямо изумительно то упорство города, съ которымъ онъ, несмотря на постоянныя неудачи, продолжалъ бороться за свое освобожденіе. Не видя другого способа, городъ попытался просто откупиться отъ урбаріальныхъ (крѣпостнихъ) бременъ и стать вольнымъ королевскимъ городомъ. Съ этой цѣлью въ 1791 году передъ императоромъ возбуждено было имъ ходатайство, въ которомъ городъ въ качествѣ выкупа предлагаетъ 1.500 флореновъ въ годъ, обстоятельно изложивъ при томъ всѣ мотивы и доводы своего прошенія.

Одновременно съ этимъ среди населенія предпринятъ былъ своего рода плебисцитъ, имѣвшій цѣлью установить желаетъ ли населеніе Ужгорода освобожденія изъ подъ власти казны, или же довольствуется сущестующимъ положеніемъ. Въ результатѣ этого плебисцита 362 горожанина одобрили предпринятую городской управой акцію, a 24 высказались противъ нея.

Префектура казны однако, будучи лично заинтересована въ сохраненіи существующаго порядка вещей, въ свою очередь предприняла всѣ мѣры, чтобы ходатайство города не было удовлетворено. Ввиду этого дѣло затянулось на десятки лѣтъ. Началась переписка, разслѣдованіе и тому подобная канцелярщина.

Въ концѣ 1822 года предпринята была подписка съ цѣлью собрать средства, необходимыя для окончательнаго выкупа, которая въ конечномъ результатѣ дала 84.477 рейнскихъ флореновъ, что по тогдашнимъ условіямъ было огромной суммой. Несмотря на такую чрезвычайную жертвенность населенія и на непрестанныя хлопоты города, дѣло освобожденія не подвигалось впередъ, по всей видимости изъ-за сопротивленія всемогущей казны.

Убѣдившись въ томъ, что путемъ выкупа не добиться ему освобожденія, городъ рѣшилъ испытать еще одну послѣднюю возможность. Онъ въ 1839 г. обратился съ просьбой къ роду графовъ Чаки, къ которому принадлежала вторая жена мятежнаго ужгородскаго помѣщика графа Николая Берчени, о выдачѣ ему изъ фамильнаго архива — по крайней мѣрѣ въ копіи — документовъ о вольностяхъ и привилегіяхъ Ужгорода, дарованныхъ ему родомъ Другетовъ. Въ своемъ обращеніи городъ жалуется, что документы о прежнихъ его привилегіяхъ были казенными людьми насильственно похищены, вслѣдствіе чего были утеряны не только городскія вольности, но и горожане были постепенно лишены всѣхъ своихъ правъ и угодій, даже своего частнаго имущества. Однако и эта послѣдняя попытка города успѣха не возымѣла. Требуемыхъ документовъ онъ не получилъ. Этимъ продолжавшееся ровно 48 лѣтъ ходатайство города закончилось безъ какого либо результата.[52]

Въ борьбѣ города за свое оовобожденіе, казавшейся было совсѣмъ ужъ безнадежной, вдругъ наступилъ неожиданный поворотъ. Въ 1836 году изданы были законы №№ XIV, XVIII и XX, которыми судебная компетенція по дѣламъ наслѣдственнымъ, ярмарочнымъ и меньшимъ устнымъ тяжбамъ возложена была по городамъ — гдѣ таковые имѣлись — на т.н. «устроенные» городскіе совѣты (rendezett városi tanács). Ужгородъ, владѣвшій съ незапамятныхъ временъ городскимъ совѣтомъ, состоявшимъ въ то время изъ старосты, нотаріуса, юрисконсульта и 12-ти засѣдателей, автоматически вступилъ въ силу помянутыхъ законовъ по дѣламъ въ нихъ предусмотрѣннымъ въ исполненіе судебной власти I-ой инстанціи, не испрашивая на это предварительнаго разрѣшенія казны.

Казна, однако, усматривая въ этомъ начало змансипаціи города, стала чинить ему, пользуясь принадлежавшей ей помѣщичьей властью, всякаго рода препятствія, въ первую очередь въ области ярмарочнаго судопроизводства. Городъ на этотъ разъ, однако, въ сознаніи своей правоты, не уступилъ. Противъ своеволія казны онъ подалъ жалобу комитатскимъ властямъ. Комитатское общее собраніе, прежде чѣмъ вынести по жалобѣ рѣшеніе по существу, своимъ постановленіемъ отъ 18-го октября 1836 года за № 953 поручило тогдашнему ужгородскому окружному начальнику, Викентію Будаи, предварительно разслѣдоватъ дѣло, уложивъ ему одновременно «впрочемъ придерживаться дѣйствующихъ законовъ». Руководясь этимъ послѣднимъ приказамъ, окружной начальникъ первымъ долгомъ возстановилъ въ правахъ городской совѣтъ, который до 13-го марта 1837 г. безпрепятственно производилъ судъ по ярмарочнымъ дѣламъ. Помянутаго дня, однако, юрисконсультъ казны запретилъ старостѣ дальнѣйшее судопроизводство, отнявъ у него одновременно и судебный протоколъ.

Въ свою очередь комитатскія власти, исполнявшія также государственную власть ІІ-й инстанціи, приняли сторону города. Комитатское общее собраніе, заслушавъ докладъ окружного начальника, производившаго по дѣлу вѣ городскомъ архивѣ обстоятельное разслѣдованіе, своимъ рѣшеніемъ отъ 25 января 1838 года № 125 признало Ужгородъ «городомъ съ устроеннымъ совѣтомъ».

Это эпохальное въ исторіи Ужгорода рѣшеніе въ русскомъ переводѣ гласитъ:

«Ввиду того, что въ общемъ собраніи, состоявшемъ въ октябрѣ мѣсяцѣ 1836 года, совѣтъ города Ужгорода былъ признанъ устроеннымъ и что окружному начальникѵ было уложено установить судопроизводство по дѣламъ, предусмотреннымъ законами №№ 14, 18 и 20 1832/36 ему же, т.е. окружному начальнику, вновь вмѣняется въ обязанность возстановить городской совѣть во власти, предусмотрѣнной приведенными законами».

Рѣшеніемъ этимъ въ правовомъ положеніи Ужгорода настала коренная перемѣна. Изъ категоріи казеннаго мѣстечка онъ былъ возведенъ въ разрядъ «городовъ съ устроеннымъ совѣтомъ» (rendezett tanácsu város), a вмѣстѣ съ тѣмъ изъятъ изъ подъ административной власти лѣсной казны, что однако еще не обозначало освобожденіе горожанъ отъ барщины и прочихъ урбаріальныхъ (крѣпостныхъ) повинностей и поборовъ, хотя и въ этомъ отношеніи постепенно наступило облегченіе. Такъ напр. закономъ № VII. 1836 г. отмѣнены были разные мелкіе поборы, взымавшіеся въ натурѣ въ пользу помѣщика (мелкая десятина).

Казна, однако, никакъ не могла примириться съ новымъ положеніемъ вещей. Она рѣшила во что бы то ни стало воспрепятствовать выходу города изъ подъ ея власти. Она въ свою очередь въ 1840 году подала противъ рѣшенія комитатскихъ властей жалобу надворному жупану (палатину) и Королевскому Намѣстничьему Совѣту. Въ ней между прочимъ казна жалуется и на то, что городъ отказывается давать ей также отчетъ въ общественныхъ приходахъ и расходахъ. Возникшій вслѣдствіе этого новый споръ, въ которомъ казенные люди съ небывалымъ цинизмомъ отрицали самые очевидные факты, кончился, однако, полной побѣдой города. Намѣстничій Совѣтъ на основаніи предоставленныхъ городомъ документовъ своимъ рѣшеніемъ отъ 21. августа 1845. № 2340 отклонилъ жалобу казны, какъ необоснованную. Этимъ исходъ борьбы съ казной, продолжавшейся чуть ли не цѣлыхъ полтораста лѣтъ, былъ рѣшенъ окончательно въ пользу города.[53]

Въ неравной борьбѣ съ помѣщицей-казной Ужгородъ окончательно обнищалъ. Къ концу ХVIII. вѣка уже не имѣлъ никакихъ недвижимостей, ни угодій. Ввиду этого постоянно надоѣдалъ комитатскимъ властямъ прошеніями о предоставленіи ему разныхъ льготъ и облегченій, ссылаясь на матеріальныя затрудненія. Особенно характерны въ этомъ отношеніи ходатайства города съ 1798 года. Въ одномъ изъ нихъ городъ жалуется, что не имѣетъ «ни малѣйшаго участка земли», въ другомъ, что не не имѣетъ «ни луговъ, ни пахотной земли, однимъ словомъ никакого дохода», a въ третьемъ, что не имѣетъ «ни пастбища-поля, ни вольнаго лѣса» и т. д. Въ своихъ ходатайствахъ городъ необыкновенно заискиваетъ и унижается передъ властями. Встрѣчаются въ нихъ такія выраженія, какъ «припавъ къ Вашимъ барскимъ ногамъ умоляемъ», или «Ваши недостойные бѣдные слуги: староста и совѣтъ Ужгорода и вся налогообязанная община».[54]

Не имѣлъ, конечно, городъ и ратуши. Ввиду этого городская управа помѣщалась всегда въ домѣ старосты. При каждой смѣнѣ старосты, которая происходила обыкновенно ежегодно, инвентарь города поштучно передавался новому старостѣ по протоколу. По этимъ протоколамъ, каковыхъ въ старинныхъ книгахъ города уцѣлѣло немало, можно судить о скудности тогдашняго городского инвентаря, состоявшаго всего изъ 15—20 малоцѣнныхъ предметовъ, какъ цѣпей, мѣрильныхъ сосудовъ, веревокъ, топора, колоды, мѣднаго котла и т. п. Архивъ города помѣщался въ сундукѣ (Láda az, melyben az város prothoculomi vadnak) и передавался тоже вмѣстѣ съ печатью города (Város Autenticum Реcsóttije) и ocтальнымъ инвентаремъ. Только въ 1800 году былъ изготовленъ для архива спеціальный дубовый шкафъ, который сохранился до нашихъ дней въ весьма хорошемъ состояніи.

Все это сопряжено было съ большими неудобствами, что въ концѣ концовъ заставила городъ пріобрѣсти ратушe. Это случилось въ 1807 году, когда городъ дня 9-го декабря купилъ за 3.111.— размѣнныхъ флореновъ (váltó frt.) и 10 крейцеровъ «напротивъ строющагося комитатскаго дома (нынѣ пл. Жатковича) для улаживанія общественныхъ дѣлъ и для содержанія таковыхъ въ лучшемъ порядкѣ городской домъ.[55]

Домъ этотъ, однако, впослѣдствіи сгорѣлъ и въ 1840 году былъ отстроенъ наново.[56] Нужно предполагать, что при пожарѣ пропала часть городского архива, которому частые переносы съ мѣста на мѣсто и безъ того приносили значительный уронъ.

Этотъ первый городской домъ, который со временемъ оказался тѣснымъ, a кромѣ того, находясь напротивъ комитатскаго дома, имѣлъ еще и то неудобство, что былъ «слишкомъ на виду у начальства», въ 1892 году былъ проданъ. Одновременно съ тѣмъ въ качествѣ ратуши былъ пріобрѣтенъ городомъ у казны на той же площади, только немного дальше (на мѣстѣ нынѣшняго зданія мѣщанской школы), другой домъ, который скоро тоже оказался неподходящимъ, вслѣдствіе чего, какъ уже было сказано, городъ купилъ старое зданіе гимназіи, въ которое городская управа переселилась въ 1900 году и находится въ немъ, несмотря на всѣ неудобства, понынѣ.

Финансовое положеніе города было въ тѣ безотрадныя времена тоже не блестяще. Такъ въ 1820/21 году бюджеть города (расходная часть) не превышалъ 3.000 флореновъ (2.991•15). Въ послѣдующіе годы, однако, и эта, въ сущности небольшая сумма, значительно понизилась и въ 1840/41 году расходы равнялись только 1,172 флоренамъ.[57] Львиная доля бюджетныхъ средствъ при томъ шла на покрытіе расходовъ по городской администраціи и по содержанію должностныхъ лицъ и служащихъ, вслѣдствіе чего на общественныя нужды мало что оставалось.

Ко времени своего выхода изъ подъ власти лѣсной казны Ужгородъ являлъ собой не особенно привлекателыное зрѣлище. Самый извѣстный мадьярскій поэтъ, весьма талантливый и наблюдательный, Александръ Петэфи (Петровичъ), посѣтившій Ужгородъ во время совершеннаго имъ въ 1847 году по сѣверо-востоку Венгріи путешествія, въ своихъ путевыхъ запискахъ, составленныхъ въ формѣ писемъ, высказывается объ Ужгородѣ весьма нелестно. Въ запискѣ отъ 11-го іюля 1847 г. онъ пишетъ, между прочимъ, слѣдующее: «Ужгородъ впрочемъ отвратительнѣйшій (szörnyen komisz) городъ. Грязный и неустроенный: Совсѣмъ какъ пьяный человѣкъ, который упалъ въ лужу, a теперь пошатываясь плетется домой». Коротко и убійственно! При лучшей волѣ нельзя упрекнуть казну въ томъ, что она особенно безпокоилась о судьбѣ подвластнаго ей города.

Недаромъ создалась въ тѣ времена про Ужгородъ слѣдующая, весьма язвительная, поговорка: «Ungvarinum nec urbs nec oppidum» т. e. «Ужгородъ — ни городъ, ни мѣстечко».

Это могло быть болѣе обидно, что Ужгородъ тогда уже былъ сравнительно большимъ городомъ, населеніе котораго равнялось 8.015 душамъ, изъ коихъ греко-католиковъ было 2.214, православныхъ 24, римо-католиковъ 2.800, реформатовъ 437, лютеранъ 40 и евреевъ 2.500. Кромѣ того и промышленность успѣла къ тому времени въ достаточной мѣрѣ развиться. Такъ за время съ 1840 по 1848 гг. построено было нѣсколько фабрикъ, какъ фабрика на сукна, спичечная фабрика, фабрика для очистки каолиновой глины (добывавшейся въ селѣ Дубриничѣ).[58] Кромѣ нихъ имѣлись уже въ то время валяльня и крупная казенная лѣсопилка. Всѣ эти фабрики и заводы со временемъ къ сожалѣнію закрылись. Сравнительно развито было, должно быть, въ Ужгородѣ и литейное дѣло, о чемъ свидѣтельствуетъ чугунная статуя Геракля въ купальнѣ въ Ужкѣ, отлитая въ 1842 году мастеромъ Кинне въ Ужгородѣ, на пьедесталѣ которой имѣется слѣдующая надпись: «W. Kinne fecit Unghvár 1842».