Въ лицѣ Андрея IІІ-гo, умершаго 14-го января 1301 г., вымерла мужская линія дома Арпадова. Женскихъ линій, однако, оставалось еще нѣсколько. Между ними началась упорная борьба изъ-за венгерскаго престола, на который сначала былъ призванъ тринадцатилѣтній чешскій королевичъ Вацлавъ. Онъ продержался, однако, недолго, такъ какъ пaпa римскій, имѣвшій своего кандидата, подъ страхомъ анафемы запретилъ не только духовенству, но и мірянамъ, признавать его своимъ королемъ и ему повиноваться. Этимъ судьба его была запечатлѣна и онъ принуж денъ былъ, несмотря на несомнѣнную законность своей претензіи, въ 1304 году уступитъ. Послѣ него на зло папѣ королемъ былъ избранъ Оттонъ Баварскій, который послѣ двухлѣтняго царствованія былъ вѣроломно плѣненъ седмиградскимъ воеводой Апоромъ, къ которому поѣхалъ свататься. Этимъ его царствованію насталъ конецъ. Такъ какъ галицкіе Рюриковичи, пo женской линіи тоже родственные Арпадовичамъ, на мадьярскій престолъ претензій почему-то не предъявляли, то за неимѣніемъ другихъ претендентовъ, волей-неволей королемъ пришлось избрать ставленника папы, Карла Роберта (1308—1342), внука Владислава IV., по прозвищу Половецкаго, въ теченіи почти 20-ти лѣтъ тщетно добивавшагося венгерскаго престола (4 раза короновался). Въ его лицѣ въ Венгріи воцарилась сицилійская династія Анжу (Anjou) Во время предшествовавшаго междуцарствія и безвластія королевская власть сильно пала, зато сильно увеличилась власть бояръ, расхитившихъ остатокъ казенныхъ земель.

Новоизбранному королю, однако, сѣверныя и сѣверо-восточныя славянскія окраны не пожелали подчиниться. Западная Словакія, возглавляемая сильнымъ олигархомъ, Матвѣемъ Тренчинскимъ, откололась и образовала самостоятельное государство, продержавшееся до его смерти (около 1318 г.). На сѣверо-востокѣ, т.е. въ нашей области, непокорными верховодили сыновья надворнаго жупана Амодея, павшаго при осадѣ Кошицъ (1310 г.). Амодеевичи, однако, несмотря на свой союзъ сь Матвѣемъ Тренчинскимъ, были въ битвѣ у с. Розгона на Ториссѣ (1312 г.) Карломъ Робертомъ разбиты на голову. Послѣ розгонскаго пораженія сѣверо-восточная окраина, такъ наз. «Крайна», была по нѣкоторомъ еще сопротивленія покорена, a имущество Амодеевичей, между прочимъ и ихъ ужанскія владѣнія, пожалованныя ихъ отцу Андреемъ ІІІ-имъ, конфисковано[1], которое пo всей видимости большей частью досталось Петру Петенкѣ (Реtrius Petenico или Petrus filius Pethenye seu Petunei).

Русcкое населеніе сѣверо-восточной украйны не могло, однако, примириться съ неимовѣрно жестокимъ правленіемъ Карла Роберта. Въ немъ кромѣ того оно не безъ основанія видѣло притѣснителя православной вѣры, къ которой Арпадовичи, постоянно роднившіеся съ русскими и сербскими княжескими домами, и часто воспитавшіеся при русскихъ дворахъ и даже при царьградскомъ императорскомъ дворѣ, относились съ благосклонной терпимостью, если не съ благоволеніемъ. Русскіе служилые люди при Арпадовичахъ были въ большомъ почетѣ и играли виднѣйшую роль въ государственной жизни. Все это очутилось при воцареніи Карла Роберта Анжу, сего рьянаго латынянина, видѣвшаго въ русскомъ населении презрѣнныхь еретиковъ и раскольниковъ, подъ сильнѣйшей угрозой.

Русскій народъ, ввиду неблагопріятно сложившихся для него обстоятельствъ, сдѣлать еще одну попытку, чтобы избавиться отъ жестокаго и ненавистнаго Карла Роберта. Вo главѣ освободительнаго движенія стояли ужгородскій жупанъ Петръ Петенько (Petrus Petenico[2]) и бояринъ Моишъ (Moys). Завязано было сношеніе съ родственнымъ вымершимъ Арпадовичамъ, галицкимъ княземъ Львомъ, которому предложена была венгерская корона. Возстаніе вспыхнуло въ 1320 г., когда Карлъ Робертъ былъ занятъ на югѣ войной противъ Сербіи. Галицко-русское государство, однако, въ то время уже находилось въ агоніи, доживая послѣдніе десятки лѣтъ своего существованія. Оно не могло оказать возставшей закарпатской братіи существенной помощи, которая въ неравной борьбѣ не смогла устоять[3].

Это второе возстаніе карпаторусскаго народа, предоставленнаго самому себѣ, было, конечно, тоже подавлено, послѣ чего началась крутая съ нимъ расправа. Подробностей этой расправы мы не знаемъ, но судя по тому, съ какой звѣрской жестокостью расправлялся онъ съ непокорными или провинившимися противъ него въ другихъ случаяхъ, можемъ себѣ составить о ней маленькое представленіе. Для примѣра достаточно указать на звѣрское истребленіе, до третьяего колѣна включительно, всего рода Фелиціана Зача, мстившаго за свою обезчещенную при дворѣ дочь Клару, падшую жертвой похоти брата королевы, польскаго королевича Казиміра[4]. Всякая расправа неминуемо сопровождалась конфискаціей имущества побѣжденныхъ или усмиренныхъ. Не обошлось безъ нея и на этотъ разъ. Конфисковано было прежде всего имущество предводителей возстанія, въ первую очередь земплинскія и ужанскія владѣнія жупана Петра Петеньки, котораго нѣкоторые историки считаютъ потомкомъ упомянутаго выше жупана Якова Панки (Панька). Былъ ли онъ самъ русскимъ по народности до сихъ поръ еще достовѣрно не установлено. Несомнѣннымъ является, однако, что служилый классъ и дворянство возставшей «Русской Крайны», упоминаемой въ древнихъ документахъ тоже подъ названіемъ „Marchia Ruthenorum”,[5] т.е. «Русская Марка» (нѣм. Марк = латин. margo = край = украйна — мадьяр.= határszél = vég), были русскіе. Ha сути дѣла не мѣняетъ, если согласно съ Д-ромъ Петровымъ слову крайна (краина) придадимъ значеніе, какое оно имѣетъ, напримѣръ, въ словацкомъ языкѣ, гдѣ оно обозначаетъ область или край (Ср. Slovenská krajina).

Вслѣдствіе этихъ расправъ и сопровождавшихъ ихъ конфискацій карпаторусскій народъ постепенно лишался своего дворянства и служилаго класса, которые замѣнялись, обыкновенно инородцами. Этотъ неблагородный способъ мщенія, заведеный Анжуйцами, систематически примѣнялся къ злосчастному карпаторусокому народу въ теченіи всей его тяжелой исторіи, пока онъ окончательно не обнищалъ. Злополучную его участь раздѣлялъ съ нимъ и городъ Ужгородъ, бывшій обыкновенно однимъ изъ центровъ освюбодительныхъ движеній.

Послѣ усмиренія возстанія Петра Петенки значительная часть конфискаваннаго у повстанцевъ имущества была пожалована надворному жупану, Филиппу Другету, которому достались помѣстья (домініи) Гуменянское и Невицкое, называвшееся впослѣдствии Ужгородскимъ.

Родъ бояръ Другетовъ происходилъ первоначально, какъ и сама династія Анжу, на службѣ которой онъ все время находился, изъ Франціи. Анжуйцы, будучи призваны на престолъ Сицилійскаго королевства, взяли съ собой туда и Другетовъ, какъ близкихъ и преданныхъ имъ людей. Въ Угрію родъ попалъ тоже вмѣстѣ съ Анжуйцами, избранными на венгерскій престолъ въ лицѣ Роберта Карла, съ которыми вмѣстѣ пришли, какъ самые близкіе ему люди, братья Другеты, Филиппъ и Иванъ, занявшіе сразу же самыя высокія должности въ новомъ своемъ отечествѣ.

Филиппъ умеръ въ 1327 г., не оставивъ послѣ себя потомства. Его высокій санъ и огромныя владѣнія перешли къ брату Ивану, который умеръ въ 1337 г., оставивъ послѣ себя трехъ сыновей: Вильгельма, Николая и Ивана.

Вильгельмъ, который былъ также надворнымъ жупаномъ, умеръ безъ потомства. Его наслѣдоство считалось согласно тогдашнихъ законовъ выморочнымъ, и поэтому должно было перейти къ казнѣ. — Ввиду особыхъ заслугъ, однако, рода Другетовъ, Людовикъ I (Великій) дарственной грамотой отъ 7. января 1343 г. пожаловалъ его владѣнія его двумъ братьямъ Николаю и Ивану. Эта дарственная была грамотой того же Людовика І-го отъ 19. января 1355 г. утверждена.

Помянутая утвердительная грамота, которая дословно содержитъ также дарственную грамоту отъ 7. января 1343 г., приводится въ качествѣ доказательства въ рѣшеніи імператора Фердинанда I. отъ 6 марта 1551 г., вынесенномъ имъ въ дѣлѣ иска, предъявленнаго потомками Симеона Другета къ мужской линіи Другетовъ[6].

Согласно приведенной дарственной грамоты, были помянутымъ Никюлаю и Ивану Другетамъ пожалованы конфискованные у «предателя св. Короны» Петра Петенки замки Невицкое, Барковъ и Ясеновъ, a также городъ Земплинъ со всеми принадлежащими къ нимъ правами и доходами, a также селеньями, которые въ свое время пожалованы были Робертомъ Карломъ палатину Филиппу Другету.

Ужгородъ, равно какъ и остальныя селенія, принадлежавшія къ пожалованнымъ замкамъ, въ грамотѣ отдѣльно не поименованъ. Отсюда самъ собой напрашивается выводъ, что Ужгородъ въ то время не имѣлъ особаго значенія ни какъ крѣпость, ни даже какъ селение. Такое утвержденіе, оданако, противорѣчило бы многимъ историческимъ фактамъ, поэтому этотъ вопросъ слѣдуетъ оставить пока открытымъ.

Слѣдуетъ отмѣтить, что главная истица въ своемъ искѣ Ужгородъ называетъ «Castellum Wngwar», т.е. градцемъ или крѣпостцой, въ самомъ же рѣшеніи онъ называется городомъ — oppidum Wngwar или — орріdum seu castellum Wngwariense, — при чемъ его принадлежность къ Невицкому замку подтверждается. — Поэтому можно заключить, что Невицкій замокъ еще и въ серединѣ XVI. столѣтія имѣлъ больше стратегическаго значенія, чѣмъ Ужгородскій. Это подтверждается также грамотой 1499 года, въ которой Ужгородъ все еще упоминается толъко какъ «Castellum Ungwar»[7].

Изъ оставшихся двухъ братьевъ Николай сталъ родоначальникомъ горянской вѣтви Другетовъ, a Иванъ (II.) гуменянской. Горянская вѣтвь, однако, уже въ серединѣ XVI. столѣтія вымираетъ, a владѣнія ея переходять къ гуменянской вѣтви, поэтому вышеприведенное подраздѣленіе рода практическаго значенія не имѣетъ, а только историческое; по нему можно сдѣлатъ заключеніе, что главнымъ владѣніемъ (possesio capitalis) у одной изъ вѣтвей были въ началѣ Горяны, a у другой Гуменное.

Другеты были ловкіе пріобрѣтатели, которые сумѣли вполнѣ использовать проявлявшуюся къ нимъ королевскую пріязнь. Въ ихъ рукахъ скоро очутились между иными вся Ужанская и также Земплинская Крайны и значительная часть прилегающаго къ нимъ подгорья, русское населеніе которыхъ попало въ крѣпостную отъ нихъ зависимость. Такимъ образомъ почти половина карпаторусскаго народа уже въ началѣ XIV. вѣка очутилось въ рабской почти зависимости не только отъ инородческой, но и иновѣрческой власти. Такое же самое несчастье постигло сто лѣтъ спустя, когда умеръ безъ мужского потомства князь Федоръ Коріатовичъ (1414), владѣлецъ мукачевской и маковицкой доминій, и восточной половины «Русской Крайны». — Этимъ судьба карпаторусскаго народа была запечатлѣна. Онъ становится народом безправныхъ батраковъ, а его вѣра, — вѣрой презрѣнныхъ рабовъ, — священнослужители которой должны были отбывать панщину также, какъ и ихъ злочастная паства.

Въ довершеніе всего, въ силу рокового стеченія историческихъ событій, сосѣдняя Червонная Русь, на которую карпаторусскій народъ въ годину трудную все же до извѣстной степени могъ опираться, потеряла къ тому времени свою самостоятельность. Она терзаемая и опустошаемая постоянными наѣздами осѣвшихъ въ сосѣднихъ южно-русскихъ степяхъ татарскихъ ордъ, стала легкой добычей соединенныхъ угро-польскихъ силъ. — Вмѣсто того, чтобы оказать ей противъ татаръ помощь, Карлъ Робертъ договорился со своимъ шуриномъ Казимиромъ польскимъ (тѣмъ самымъ, по винѣ котораго была истреблена семья Зачей), относительно захвата Галицкаго королевства общими силами, съ тѣмъ, что послѣ смерти бездѣтнаго Казимира польская корона перейдетъ къ его племяннику, мадьярскому королевичу Людовику. — Въ силу сего договора, въ память котораго былъ королевой Елизаветой воздвигнутъ знаменитый кошицкій соборъ св. Елизаветы[8], который поэтому можно считать надгробнымъ памятникомъ Галицкаго королевства, соединенныя угро-польскія войска въ 1340 г. захватили цѣликомъ Галицко-Владимирское (Волынское) государство, которое послѣ того воішю въ составъ Польши, какъ одна изъ ея провинцій.

Новые владѣльцы огромнаго ужгородскаго помѣстья, разстилавшагося отъ Тисы до Карпатскаго хребта, къ которому, кромѣ Ужгорода, принадлежало въ то время около 28—30 селъ, поселились сначала въ сосѣднихъ съ Ужгородомъ Горянахъ, гдѣ ими былъ построенъ укрѣпленный дворецъ. — Видно въ то время Горяны представляли для постояннаго жительства большее удобство, чѣмъ ужгородскій замокъ, который навѣрное сильно пострадалъ отъ многихъ осадъ, каковыя ему, по всей вѣроятности, пришлось выдерживать во время предшествовавшихъ возстаній. О происходившихъ здѣсь бояхъ свидѣтѣльстуетъ грамота Карла Роберта съ 1322 г., въ которой упоминается осаждавшійся королевскими войсками Невицкій замокъ, принадлежавшій Владиславу Амодеевичу[9].

Превратившись изъ коронной крѣпости въ частную собственность рода Другетовъ, Ужгородъ, конечно, потерялъ свое прежнее значеніе. — Наличіе неограниченной помѣщичьей власти и полное отсутствіе вольнаго мѣщанскаго сословія не могли способствовать развитію города, который если и впослѣдствіи все же медленно сталъ развиваться, то только по волѣ помѣщика и только въ той мѣрѣ, въ какой ему заблагоразсудилось; при томъ положеніе часто ослажнялось и тѣмъ, что болѣе важныя селенія, какъ Ужгородъ и Гуменное, обыкновенно не дѣлились между наслѣдниками, a оставались въ общемъ владѣніи всего рода[10], вслѣдствіе чего въ Ужгородѣ одновременно помѣщиковъ-совладѣльцевъ въ зависимости отъ численности представителей рода было иногда и нѣсколько.

Переходомъ Ужгорода въ частныя руки окончательно прекратило свое жалкое существованіе Ужгородское воеводство (comitatus castri de Ungh), столыной крѣпостью котораго онъ былъ. Тѣмъ самымъ Ужгородъ на долгое время потерялъ также свое стратегическое значеніе и былъ низведенъ на степенъ крѣпостцы (castellum).

Замковая оборонительная система, въ которой, какъ уже было раньше сказано, входала со своей oкрyгой также ужгородская крѣпость, была Анжуйцами замѣнена бандерiaльной, заключавшаяся въ томъ, что, бояре и дворянство, которьмъ фактически достались прежнія замковыя владѣнія, далѣе духовенство и сановники, обязаны были въ зависимости отъ своей состоятельности, поставлять въ случаѣ войны для королевскаго войска на свой счетъ въ полномъ вооруженіи извѣстное количество воиновъ. Вмѣстѣ съ замковой системой были автоматически упразднены также замковые комитаты (comitatus castrenses), которые въ первую очередь были военно-административными единицами. — Они были замѣнены образовавшимися со временемъ параллельно съ ними новыми административными единицами, такъ наз. дворянскими комитатами (nemes vármegye), бывшими въ первую очередь единицами дворянскаго самоуправленія. — Столицей новаго Ужанскаго жупаната (Comitatus de Ungh vel Ungvariensis — nemes Unghvármegye), сталъ, однако не Ужгородъ, a Капушаны Великія, гдѣ въ теченіе сотенъ лѣтъ отбывались жупныя собранія[11]; тамъ же находился и жупный домъ[12]. Ужанская жупа еще въ концѣ ХѴII. столѣтія дѣлилась только на четыре округа, а именно ужгородскій, собранскій, павловскій и велико-капушанскій[13], горная же областъ, такъ наз. «Ужанская Крайна», въ которой дворянскаго населенія не было, такъ какъ она всецѣло принадлежала Другетамъ, въ составъ жупы въ теченіе многихъ вѣковъ не входила. Крайна дѣлилась тоже на своего рода округа (districtus), во главѣ которыхъ стояли такъ наз. крайники, назначаемые помѣщикомъ-бариномъ, — которые, однако, въ первую очередь были управляющими отдѣльньми частями доминіи[14].

Ужгородское подградье, расположенное вокругъ замка, непосредственно подъ крѣпостными стѣнами, состояло въ тѣ отдаленныя времена преимущественно изъ невзрачныхъ хижинъ разныхъ градскихъ людей (castrenses), прикрѣпленныхъ для несенія всякихъ службъ къ замку. Хижины эти разрушались обыкновенно при всякой осадѣ, чтобъ не могли служить прикрытіемъ для осаждающихъ, уже самими осаждаемыми, остальное довершалъ непріятель. — Такъ какъ большое количество невоеннаго народа, особенно женщинъ и дѣтей, заблагавременную эвакуацію дѣлало обыкновенно весьма затруднительной, то природный ростъ подградскихъ поселковъ вѣроятно искусственно удерживался, путемъ принудительнаго переселенія излишковъ населенія, въ рамкахъ допускаемыхъ стратегическими соображеніями. — Но и безъ этихъ предполагаемыхъ ограничительныхъ мѣръ природный приростъ подградскихъ поселковъ, въ силу ихъ расположенія и предназначенія, не могъ быть особенно великъ, такъ какъ они въ первую очередь подвергались нападеніямъ и опустошеніямъ, ввиду чего населеніе ихъ часто разбѣгалось, часто уводилось въ рабство или же просто истреблялось. — Ко всему этому присоединялись частые голодъ, моръ и сопутствующія имь обыкновенно другія бѣдствія.

Принимая только во вниманіе все вышеизложенное, можно объяснить чрезвычайно медленный ростъ Ужгорода. Согласно портальной переписи (conscriptio dicalis seu portalis) 1567 года было въ Ужгородѣ, владѣльцами коего являлись въ то время Степанъ, Николай, Францъ и Гашпаръ Гуменянскіе, всего 38 крѣпостныхъ дворовъ (усадебъ), владѣльцы которыхъ перечислены поименно[15]. Если считать на каждый дворъ въ среднемъ по 5-и жильцовъ, то въ 1567 году количество жителей Ужгорода, не считая крѣпостнаго гарнизона, начальства и дворни, еле достигало 200 душъ. Несмотря на это, въ приговорѣ отъ 6. марта 1551 г. Ужгородъ называется городомъ (oppidum Wngwar[16]). Это относилось, видно, больше къ его внѣшнему виду, чѣмъ къ размѣрамъ.

Какъ видно, за пятьсотъ съ лишнимъ лѣтъ послѣ мадьярскаго завоеванія въ силу вышеизложенныхъ причинь Ужгородъ вовсе не развивался. Неудивительно поэтому, что въ Ужгородѣ, несмотря на его тысячелѣтнее прошлое, не вѣетъ стариной; въ немъ нѣтъ грандіозныхъ сооруженій средневѣковья, и кромѣ возвышающагося среди города своей сѣрой массой стариннаго кремля, въ немъ ничто не повѣствуетъ о давно минувшихъ столѣтіяхъ, не оставившихъ послѣ себя почти никакихъ слѣдовъ.

Послѣ перехода Ужгорода въ частную собственность Другетовъ, прикрѣпленные къ ужгородской крѣпости градскіе люди, изъ которыхъ главнымъ образомъ состояло, стали крѣпостными новыхъ владѣльцевъ. Около того же времени было Анжуйцами урегулировано правовое положеніе крѣпостныхъ превратившихся къ тому времени изъ казенныхъ (государственныхъ) въ помѣщичьих, т.е. въ тягловыхъ крестьянъ. Согласно новыхъ узаконеній, тягловые люди должны были давать въ видѣ оброка духовенству въ натурѣ десятую часть, такъ наз. десятину (decima), а помѣщику девятину (nona), т.е. девятую часть урожая.

Духовные лица или учрежденія, поскольку были и помѣщиками, имѣли право собирать такъ десятину, какъ и девятину. Привилегіи эти принадлежали, конечно, только католическому духовенству. Кромѣ этихъ поборовъ, крѣпостные обязаны были отбывать панщину (барщину), т.е. рабочую повинность, сохраняли, однако, за собой свободу переселенія. Правовое положеніе крѣпостниковъ, несмотря на эти узаконенія, было весьма безотрадное, ибо оно зависѣло въ сущкости не столько отъ законоположеній, сколько отъ милости помѣщика, противъ, своеволія котораго очень трудно было доискиваться своей правды. Государственный налогь, называвшійся прибылью казны (lucrum camerae), былъ опредѣленъ въ 3. маріинскихъ гроша, то есть въ 18 динаровъ, отъ полной тягловой осѣдлости[17].

Противъ этого обездоленнаго и безсовѣстно эксплуатируемаго сословія стояли нa другой сторонѣ католическое духовенство, въ отношеніи государства не несшее почти никакихъ обязанностей и дворянство, единственной обязанностью котораго была защита государства отъ внѣшнихъ враговъ, сь тѣмъ, однако, условіемъ, что за предѣлы государства не была обязана ходить въ походъ.

Ужгородскіе крѣпостники состояли въ первую очередь изъ ремесленниковъ и мастеровыхъ, служившихъ замку, главнымъ образомъ, по своимъ спеціальностямъ. Они снабжали крѣпость оружіемъ, обмундировкой и вообще всѣмъ необходимымъ военно-техническимъ снаряженіемъ, a кромѣ того исполняли всякія военно-техническія работы по укрѣпленію замка и содержанію въ исправности его оборонительныхъ сооруженій. Это было своего рода самоснабженіе, безъ котораго въ тѣ времена крѣпость не могла существовать, не теряя своей обороноспособности. По сей причинѣ повсюду подъ замками возникали небольшіе крѣпостные поселки, обозначаемые нарицательнымъ «подградье», что во многихъ случаяхъ перешло впослѣдствии даже въ собственное названіе поселка, какъ, напримѣръ, Подгородъ подъ мукачевскимъ замкомъ, Подгородъ (Пудгородь) подъ развалинами Тибавскаго замка, Спишское Подградье и пр.

Ужгородскіе ремесленники и мастеровые не ограничивались, конечно, снабженіемъ своими издѣліями и товарами одной только крѣпости, что было ихъ непосредственной сословной обязанностью. Въ свободное отъ барщины и отъ занятій по собственному хозяйству время они изготовляли товары также на сбыть. Издѣлія свои они сбывали прежде всего на ужгородскомъ рынкѣ, который обслуживалъ широкую околицу съ многочисленнымъ зажиточнымъ дворянскимъ населеніемъ. Такимъ образомъ наличіе крѣпости по необходимости вызвало въ Ужгородѣ къ жизни промыселъ, атотъ въ свою очередь торговлю. Нужно поэтому предполагать, что въ Ужгородѣ торги стали отбываться чуть ли не со времени возникновенія крѣпости, хотя документы, упоминающіе объ ужгородскихъ торгахъ относятся къ болѣе позднимъ временамъ. Ужгородскіе ремесленники не ограничились, конечно, однимъ только ужгородскимъ рынкомъ; они ѣздили со своимъ товаромъ также на сосѣдніе торги, которыхъ уже въ то время было не мало. Такъ, наприм., въ 1411 году дня 8 іюля отбывался торгъ въ Собранцахъ, 9 іюля въ Ужгородѣ, a 11 іюля въ Капушанахъ, въ 1415 г. 18 ноября Лелесѣ, 19 ноября въ Великомъ Тарканѣ, 21 ноября въ Ужгородѣ, въ 1429 же году апрѣля 13-го въ Собранцахъ, 14 въ Ужгородѣ, a 16 въ Капушанахъ и т. д.[18] Помѣщики развитію промысла, a вмѣстѣ сь тѣмъ и торговли, препятствій не ставили, a впослѣдствіи въ собственныхъ интересахъ даже ему способствовали, ибо отъ этого поднималось благосостояніе и тѣмъ самымъ платежеспособность ихъ подданныхъ.

Торговля обуславливаетъ хорошія комуникаціонныя линіи, поэтому уже въ тѣ отдаленныя времена вдоль подножья Карпать, вела шоссейная дорога — «strata publica, — соединявшая Ужгородъ съ Михайловцами черезъ Тибаву — Собранцы, т. е. вела черезъ тѣ же селенія, что и въ наше время. Это подтверждается многими древними документами: „ … per quandam puplicam (sic) stratam que de Vnguar ducit in Tyboua… A. D. 1284…“ (Sztáray okit. I. 31), далѣе „ … qua itur de annotata villa Tyba versus villam Naghmihaly,… iungit quandam viam, qua itur versus villa Petrouch a D. 1336…“ (Sztáray oklt. I. 104—114).[19]

По вышеприведеннымъ выдержкамъ видно, что отъ главной шоссейной дороги шли развѣтвленія также по сторонамъ. Такая же, должно быть, дорога вела черезъ Середнее въ сторону Мукачева и дальше на Востокъ.

Черезъ нашъ край велась оживленная торговля съ сосѣдней Русью (Галицкой). Въ этомъ отношеніи любопытно извѣстіе грамоты 1214 г., которой Болѣславъ, епископъ Вацовскій, даетъ основанному имъ Лелесскому премонтрейскому монастырю, между прочимъ, «praedium Zoluntha, quod tempore regis Emerici» (1196—1205) «emerat totaliter cum habitatoribus et terra — a quibusdam mercotoribus, de Russia venientibus[20], т.e. отъ купцовъ изъ Россіи приходящихъ.

Заграничная торговля на сѣверо-востокѣ велась главнымъ образомъ черезъ «Русскія Ворота» (у Верецкихъ) и «Угорскія Ворота» — «magna porta Galicie, que vocatur Ungarica» (Лупковскій перевалъ), такь какъ перевалъ Ужоцкій (Сянки-Волосянка), имѣющій чрезвычайно крутой спускъ на югъ, былъ въ то время неудобопроходимъ или даже почти непроходимъ.

Помянутый Лелесскій премонтрейскій конвентъ былъ долгое время ближайшимъ присутственнымъ мѣстомъ (locus сredibilis), передъ которымъ производились всякаго рода юридическіе акты, заключались сдѣлки, велись споры, разводы, заключались мировыя и т.п., поэтому архивъ ордена премонтрейцевъ (по общежитейскому «бѣлыхъ поповъ») въ Лелесѣ у Королевскаго Холмца, насчитывающій свыше 30.000 къ сожалѣнію большей частью неопубликованныхъ документовъ, содержитъ неоцѣнимый кладъ для исторіи нашей области.

Ужгородъ, какъ резиденція выдающагося боярскаго рода, былъ, несмотря на ничтожность своего подградья, все же важнымъ мѣстомъ. Въ немъ имѣлся цѣлый рядъ, по тогдашему времени «весьма важныхъ учрежденій. Такъ согласно грамоты эрлавской капитулы 1284 г. ужгородскій священникъ по имени Стефанъ (Stepanus sacerdos de Ungwar), выступаетъ вмѣстѣ со священниками капушанскими, чичерскимъ и тибавскимъ, въ качествѣ свидѣтеля при заключеніи одной сдѣлки[21]. Разъ въ Ужгородѣ былъ въ то время священникъ, стало быть, былъ и приходъ.

Въ ХIѴ. столѣтіи въ Ужгородѣ имѣлся же архидіаконатъ, что подтверждается грамотами отъ 2 апрѣля 1352 г. и 20 апрѣля 1352 въ которыхъ упоминается нѣкто «Petrus аrchidiaconus de Hvngh (Vngh[22]).

Сущеcтвованіе въ Ужгородѣ съ давнихъ поръ школы подтверждается косвенно грамотой 1400 г., въ которой упоминается нѣкто Иванъ, ректоръ школы города Ужгорода — Iohannes, Alias rector scole opidi Hwngwar.[23] Въ тѣ отдаленныя времена темнаго средневѣковья даже начальная школа, каковой должно быть была и ужгородская, была рѣдкостнымъ явленіемъ вообще, тѣмъ болѣе въ глухой пограничной провинціи. Наличіе въ Ужгородѣ даже самой примитивной школы нужно считать обстоятельствомъ первостепенной важности, имѣвшемъ громаднѣйшее и благотворнѣйшее значеніе среди всеoбщаго невѣжества и неграмотности. Вѣдь въ тѣ времена даже самъ правитель Венгріи, прославленный Иванъ Гуняди (1446 —1456) былъ неграмотенъ. — Неграмотны были въ концѣ XV. вѣка также воевода (князь) семиградскій Степанъ Баторій и много другихъ бояръ (— scribere ignorant)[24].

Въ 1384 г. Владиславъ Другетъ, Горянскій, третій сынъ Ивана (II), учредилъ въ Ужгородѣ Павлинскій монастырь св. Тѣла Христова надѣливъ его землей, виноградниками и рыбниками. — Точное мѣсторасположеніе монастыря покамѣстъ еще не установлено. По нѣкоторымъ даннымъ монастырская обитель находилась гдѣ-то у южнаго рва замка. Монастырскіе виноградники и рыбники находились въ Ужгородѣ и Горянахъ. — Въ Ужгородѣ имѣется возлѣ Собранецкой улицы мѣсто, называемое до сихъ поръ рыбникомъ (Halastó) въ Горянахъ же по сохранившимся насыпямъ можно точно установить и нынѣ еще мѣсторасположеніе бывшаго пруда. — Со временемъ монастырь пересталъ существовать. — Точное время прекращенія его существованія пока не установлено, несомненно, однако, что въ началѣ XVII вѣка уже не существовалъ, ибо принадлежавшіе ему виноградники, называвшіеся «монашескими» (Baráthszőlő), были грамотой отъ 2. VII. 1615 г. пожалованы Юріемъ Другетомъ Гуменянскимъ іезуитамъ[25]. Въ серединѣ XVIII столѣтія существовали еще развалины монастыря[26]. Монастырь этотъ былъ учрежденъ неcомнѣнно съ миссіонерской цѣлью, a именно для распространенія среди русскаго населенія латинизма, что впрочемъ во времена господства пресловутаго принципа: cuis regio, eius religio» (чья власть, того и религія), и не было очень ужъ трудной задачей. — Иначе нельзя объяснить учрежденіе цѣлаго монастыря въ селеніи съ ничтожнымъ количествомъ жителей, въ которомъ кромѣ того уже съ давнихъ поръ имѣлся приходской священникъ, который ввиду немногочисленности ввѣренной ему паствы, должно быть, и самъ, безъ посторонней помощи, легко справлялся съ возложенными на него духовными обязанностями. Правильность сего предположенія подтверждается косвенно многими старыми документами, свидѣтельствующими о томъ, что послѣ воцаренія Анжуйцевъ отношеніе властей къ Восточной церкви рѣзко измѣнилось къ худшему.

Такъ согласно грамоты 1340 года нѣкто Николай Перень, владѣлецъ «villae de sancta Cruce» (кажется село Бодрогъ-Керестуръ, гдѣ впослѣдствіи и былъ построенъ монастырь) желаетъ основать монастырь для предохраненія своихъ крѣпостниковъ отъ вреднаго вліянія окружающихъ русаковъ, «которые суть раскольники: «praesertim cum ipsi populi habeant iuxta se Ruthenos, qui sunt schismatici». — Еще болѣе убѣдительна въ этомъ отношеніи грамота 1471 года, въ которой, между прочимъ, говорится, что кардиналъ Маркъ высылается къ королю Матвѣю Корвину уговорить его «praefatos hereticos Ruthenos reducendi aut exterminandi et penitus delendi in Hungaria, omnesque ex singulos Ruthenos ex quosvis alios, undecunque originem traxerint»[27], т. e. «искоренить и истребить въ Венгріи до тла всѣхъ русскихъ еретиковъ, въ отдѣльности каждаго и всѣхъ въ совокупности, откуда бы они ни происходили».

При лучшемъ желаніи нельзя утверждать, чтобы совѣтъ сей былъ особенно проникнутъ христіанской любовью. При такихъ неблагопріятныхъ условіяхъ неудивительно, что русская вѣра, a вмѣстѣ съ нею и неотдѣлимая отъ нея русская, народность, тутъ на юго-западной окраинѣ русской этнографической территоріи постепенно уступала въ неравномъ бою передъ напоромъ воинствующей латинской церкви (ecclesiae militantis).

Нельзя не, отмѣтить, что въ 1456 году въ Ужгородѣ имѣлся монетный дворъ, о чемъ упоминаетъ, безъ указанія, однако, источника, Эрнестъ Маукшъ въ своемъ трудѣ: «Изъ прошлаго ужанскаго жупаната» — стр. 104.

— Не подлежитъ сомнѣнію, что это былъ не казенный, a помѣщичій, слѣдовательно частный, монетный дворъ, на которомъ, должно быть, чеканилась сомнительнаго качества монета, такъ какъ изъ Другетовъ многіе были вообще фальшивомонетчики. — Между прочимъ такой монетный дворъ, гдѣ ими чеканились поддѣльныя монеты, находился въ XV—XVI. вѣкахъ въ ихъ ясеновскомъ замкѣ близь Гуменнаго[28].

Денежная система тогдашнихъ временъ была очень сложная и неустойчивая, ввиду чего въ 1342 году была урегулирована Карломъ Робертомъ, введшимъ золотую валюту. — Нововведенная золотая монета имѣла форму и стоимость флорентинской, откуда и получила названіе «флоренъ» (florenus forint), cохранившееся въ мадьярскомъ простонародіи до нашихъ дней, хотя обозначаемая имъ первоначально золотая монета превратилась впослѣдствіи въ серебряную. — Четыре флорена равнялись одной серебряной гирѣ і(1 гиря (gira) = прибл. 1/2 кг, 100 гирь =125 фунтовъ. Одна золотая марка равнялась 72 флоренамъ золотомъ.[29] Одинь флоренъ состоял изъ 90 серебряныхъ динаровъ (dinarius), a 6 динаровъ составляло 1 грошъ. Видно стоимость гроша, вошедшаго впослѣдствіи изъ-за своей малоцѣнности въ поговорку, была первоначально не такъ ужъ ничтожна.

Устойчивость денежной системы послѣ валютной реформы Карла Роберта продолжалась, однако, не долго, причиной чего были прежде всего злоупотребленія самихъ же властей и отдѣльныхъ монетныхъ дворовъ, выпускавшихъ часто монеты разной стоимости, иногда даже плохокачественныя съ примѣсью недопустимаго количества неблагородныхъ металловъ. — Такъ были гроши будинскіе, пятикостельскіе, чешскіе; динары будинскіе, острихолмскіе, кошицкіе, регенсбургскіе и т. д. при чемъ, конечно, стоимость ихъ была разная. — Для полноты картины слѣдуетъ упомянуть, что кромѣ вышеперечисленныхъ денежныхъ единицъ, находились въ обращеніи также разныя марки, пензы (отсюда чеш. penize и мадь. pénz) и т. д. — Этотъ валютный хаосъ увеличивали еще поддѣльныя монеты, выпускаемыя разными своевольными олигарфіами, бывшими часто сильнѣе и богаче самого короля.

О покупной силѣ тогдашнихъ денегъ можно судить приблизительно по сдѣлкѣ, въ силу которой Власій Бокша, Лелесскій пробостъ (протопопъ) въ 1452 году пріобрѣлъ въ Маломъ и Великомъ Агардѣ 824 угра (jugerum), т. е. около 400 десятинъ или гектаровъ пахотной земли за 400 серебряныхъ флореновъ[30].

Плотность населенія въ нашей области была въ началѣ XV. вѣка очень незначительна. Весьма цѣнныя данныя содержить въ этомъ отношеніи податной списокъ 1427 г. (consciptio dicalis) согласно котораго въ 205 селеніяхъ ужанской жупы имѣлось 2605 тягловыхъ дворовъ или осѣдлостей[31]. Если считать въ среднемъ по 5 душъ на дворъ, то населеніе жупаната, считая въ томъ также принадлежащіе нынѣ къ Словакіи западные округа, вмѣстѣ съ дворянствомъ и войскомъ не могло превышать 15.000 душъ. Такимъ образомъ въ наше время плотность населенія, примѣрно, въ 15 разъ больше, чѣмъ тогда. Поражаетъ при томъ, что на ужанской верховинѣ (горной области) по списку значатся только два села, a именно Великое Березное и Малое Березное (utraque Berezna) изъ коихъ въ первомъ имѣлось 33, a во второмъ 25 тягловыхъ осѣдлостей, что по тогдашнему времени было сравнительно много.

Изъ упомянутаго списка слѣдовало бы, что верховье Ужа было въ то время въ сущности необитаемо. Не надо, однако, упускать изъ виду, что въ пограничной полосѣ Лѣсистыхъ Карпатъ существовало съ вѣдома и безъ вѣдома властей рѣдкое русское пастушеское населеніе, которое желая избѣжать крѣпостной зависимости и обложенія налогами, находилось въ постоянномъ движеніи. Часто даже осѣдлое населеніе покидало свои насиженныя мѣста, и передвигалось подальше отъ властей, чтобы оставаться, такимъ образомъ, свободнымъ.

Иногда крестьяне уходили только на время переписи (donec scilicet dicatio peragatur), часто даже съ вѣдома и согласія помѣщика, чтобы не попасть въ податной списокъ и не быть такимъ образомъ, облагаемыми государственными данями[32]. Явленіе это, продолжавшееся до конца XVIII. вѣка подтверждается многими документами. Такъ, лежащее гораздо сѣвернѣе В. Березнаго село Кострина, котоpoe на помянутомъ спискѣ 1427 года не значится, упоминается въ болѣе ранней грамотѣ 1409 года[33].

Нельзя все же предполагать, чтобы большія массы населенія могли подобнымъ образомъ долго скрываться.

Послѣ смерти польскаго короля Казимира (1370), его племянникъ, Людовикъ Анжу, прозванный Великимъ, объединилъ согласно заключенному въ свое время договору подъ своимъ скипетромъ Венгрію и Польшу. Послѣ его смерти (1380), однако, его громадная держава снова раздвоилась. Польша досталась его младшей дочери Ядвигѣ, вышедшей замужъ за литовскаго князя Ягайла, принявшаго по сему поводу крещеніе. Венгрію унаслѣдовала старшая дочь Людовика, Марія, вышедшая замужъ за Сигизмунда Люксембургскаго, впослѣдствіи нѣмецко-римскаго императора, который вопреки данному слову допустилъ сожженіе констанцкимъ соборомъ обвиненнаго въ ереси Яна Гуса, профессора пражскаго университета (1415) отчего и вспыхнули такъ наз. гуситскія войны.

Послѣ этого, пути Венгріи и Польши надолго расходятся. Польша отвлекается въ сторону Востока, a Венгрія всецѣло поглощается борьбой съ надвигавшейся на нее грозной турецкой опасностью, a также съ гуситами, захватавшими всю Словакію вплоть до Михайловецъ и Винной, борьба съ которыми продолжалась добрую полсотню лѣтъ, пока не были окончательно истреблены (1466).

Послѣ Анжуйцевъ на венгерскомъ тронѣ смѣнилось нѣсколько династій; между ними Гунядовцы-Корвины, подъ властью которыхъ Венгрія достигаетъ высшей точки своего могущества и становится великой державой. Но это была только вспышка кометы. Послѣ смерти самаго выдающагося изъ Гунядовцевъ, Матвѣя Корвина (1458—1490), захватившаго даже Вѣну, на венгерскій престолъ былъ умышленно избранъ тяготившимися сильной властью Матвѣя боярами, чешскій король Владиславъ изъ дома Ягайловичей, извѣстный своей слабостью. За свою безвольность онъ былъ прозванъ Владиславомъ «Добже», такъ какъ онъ со всѣми соглашался и на все отвѣчалъ “dobrze” (добрѣ). Подъ его безалаберной властью весь государственный организмъ разложился. Шляхта вымогла себѣ по образцу польскому въ ущербъ государственной и королевской власти полнѣйшую вольность. За всѣ преимущества, предоставляемыя ей въ ущербъ другихъ сословій единственной ея повинностю было защищать государство. Однако шляхта даже отъ нея отказалась. Ввиду надвигавшейся турецкой опасности пришлось поэтому объявить среди крестьянъ крестовый походь.

Тягловые крестьяне, желая избавиться отъ невыносимаго помѣщичьяго гнета и барщины, толпами валили подъ крестовыя знамена. Въ скоромъ времени собралось около 40.000 вооруженныхъ, чѣмъ попало крестоносцевъ. Назывались они отъ латинскаго слова crux, что по русски значитъ крестъ, изображеніе котораго носили въ видѣ нашивки, «куруцами». Движеніе стало принимать такіе размѣры, что дворянство, опасаясь лишиться значительной части рабочей силы, стало крестьянъ силой удерживать, не стѣсняясь при томъ средствами. Это настолько разъярило куруцевъ, что вмѣсто похода противъ турокъ, они обратились противъ дворянъ. Началось всеобщее возстаніе крестьянъ, сопровождавшееся страшными опустошеніями и поголовнымъ истребленіемъ дворянъ.

Только послѣ жестокой борьбы удалось подавить возстаніе крестоносцевъ-куруцевъ. Съ тѣхъ поръ стали называть повстанцевъ обыкновенно куруцами.

Послѣ подавленія возстанія начались кровавыя расправы. Предводитель возстанія, Юрій Дожа, прозванный «мужицкимъ королемъ», былъ нагишемъ посаженъ на раскаленный желѣзный тронъ и форменнымъ образомъ испеченъ. Изъ полуизжареннаго его тѣла щипцами вырывали куски мяса и кормили ими его же плѣнныхъ товарищей, изморенныхъ предварительно голодомъ. Воистину сатанинская месть!…[34].

Разыгралась эта кровавая трагедія въ 1514 году. Въ наказаніе за возстаніе тягловые крестьяне были лишены права вольнаго перехода, чѣмъ завершено было ихъ окончательное закрѣпощеніе, то есть прикрѣпленіе къ землѣ, a кромѣ того введены нѣкоторые новые поборы.

Прикрѣпленіемъ къ землѣ крестьянства завершилось вмѣстѣ съ тѣмъ также разложеніе государства, которое подавляющее большинство своего населенія превратило такимъ образомъ въ рабовъ, интересы которыхъ стали расходиться съ существующимъ правопорядкомъ, иными словами съ интересами угнетающаго ихъ государства. Крестьянство погрузилось въ полуживотное состояніе, мѣтко, хотя и злостно, выраженное въ возникшемъ немного позже двустишіи: „Rusticus est quasi Rind, Nisi quod sibi cornua desint” что по русски значить: «Мужикъ — все равно, что скотъ, только безрогій».

Наказаніе за все содѣянное не заставляло себя долго ждать. Въ 1526 году 29. августа мадьярское войско потерпѣло отъ турокъ страшное пораженіе у Мохача, положившее конецъ не только мадьярскому великодержавію, но и самостоятельности.

Послѣ Мохачскаго побоища, въ которомъ погибъ и юный король Людовикъ II, Венгрія раскололась на двѣ части. — Узкая пограничная полоса на западѣ съ главнымъ городомъ Братиславой досталась Фердинанду Габсбургу, шурину погибшаго короля, избранному такъ наз. «нѣмецкой» партіей. Остальная Венгрія избралa себѣ въ короли мечтавшаго уже съ дѣтства о коронѣ семиградскаго воеводу, Ивана Запольскаго, прозваннаго навѣрное изъ-за своего происхожденія «славонскимъ» королемъ (tót király[35]). Такъ какъ оба они считали другъ друга узурпаторами и самозванцами и претендовали на всю недѣлимую Венгрію, то между ними тутъ же завязалась упорная борьба, кончившаяся полнымъ пораженіемъ Іоанна Запольскаго, который принужденъ былъ бѣжать въ Польшу. Въ дѣло вмѣшался, однако, турецкій султанъ, Сулейманъ II. при помощи котораго Заподьскій отвоевалъ обратно свое королевство и удержалъ его до самой смерти, какъ турецкій вассалъ.

Другеты, въ теченіи полутораста лѣтъ занятые почти исключительно устройствомъ своихъ огромныхъ владѣній, начинаютъ въ это время вновь появляться на аренѣ исторіи. Сначала они принимаютъ сторону Іоанна Запольскаго, въ которомъ они, какъ и большинство мадьяръ, видѣли, въ противоположность Фердинанду, своего національнаго, мадьярскаго короля, съ которымъ, кромѣ того, находились въ родствѣ. Неотступнымъ его сторонникомъ до конца былъ особенно спасшійся бѣгствомъ изъ Мохачскаго погрома Францъ II, шаришскій наджупанъ, котораго за оказанныя ему, услуги Іоаннъ назначилъ государственнымъ казначеемъ и ужгородскимъ графомъ. Съ тѣхъ поръ сталъ, кажется, и весь родъ Друтетовъ пользоваться графскимъ титуломъ. Скоро, однако, большинство Другетовъ приняло сторону Фердинанда, вслѣдствіе чего между ними началась братоубійственная борьба, въ результатѣ которой самый ярый сторонникъ Фердинанда, Степанъ, принужденъ былъ спасаться бѣгствомъ къ своему покровителю въ Вѣну. Тамъ у него родился сынъ, Николай, крестнымъ отцомъ котораго былъ самъ Фердинандъ, пожаловавшій младенцу въ качествѣ крестильнаго подарка санъ земплинскаго наджупана[36].

Послѣ смерти Запольскаго (1540) Венгрія распалась на три части. Срединную равнинную часть съ главнымъ городомъ Будинымъ захватили турки. Узкая западная пограничная полоса и сѣверо-западное нагорье осталось за Габсбургами, которые, однако, должны были платить султану крупную годичную дань.

Изъ Трансильваніи и прилегающихъ къ ней областей образовалось Семиградское княжество (vaivodatus seu ducatus Transylvaniae), которое въ свою очередь находилось въ вассальной зависимости какъ отъ султана, такъ и Габсбурговъ.

Граница между этими бывшими составными частями Венгріи постоянно мѣнялась въ зависимости отъ военнаго счастья. Въ нашей области, поперемѣнно переходившей отъ Габсбурговъ къ Трансильваніи и наоборотъ[37], можно сказать, ни вѣнская власть, ни семиградская ничѣмъ въ сущности себя не проявляли. Власть, собственно, находилась въ рукахъ нѣсколькихъ мѣстныхъ боярскихъ родовъ, противъ которыхъ центральныя власти были не только безсильны, но даже въ перегонку заискивали передъ ними, стараясь ихъ всячески склонить на свою сторону.

Всеобщая анархія увеличивалась еще тѣмъ, что на окраинахъ, каковой была и наша область, шла, несмотря на временныя перемирія, непрерывная война, въ которой дѣятельное участіе принимали также мѣстные олигархи, взаимно разорявшіе другъ друга. Немалую роль играла при томъ родовая вражда. Такъ, напримѣръ, два самыхъ знатныхъ рода нашей области, Другеты и Великомихайловскіе (впослѣдствіи Старайскіе), жившіе другъ съ другомъ бокъ о бокъ три съ половиной вѣка, даже ни разу между собой не породнились.

Междуусобица сопровождалась неимовѣрными жестокостями и страшными опустошеніями, отъ которыхъ больше всего страдали крѣпостные, которыхъ, какъ единственную и при томъ безплатную рабочую силу, считали въ то время главной основой богатства. Поэтому въ первую очередь грабились и разорялись, a нерѣдко даже просто избвались или уводились въ рабство, крѣпостные противника. Недаромъ создалась въ тѣ времена пословица: «паны дерутся, а у мужиковъ чубы трещатъ».

О границахъ въ современномъ смыслѣ слова не могло быть въ то время, конечно, и рѣчи. Были области, въ которыхъ мужики служили и туркамъ и семиградцамъ и даже приверженцамъ Габсбурговъ. Объ этомъ нагляднѣе всего свидѣтельствуетъ законъ № 3 съ 1567 года, который дословно гласитъ:

«Gaeterum coloni, qui in duas partes serviunt, atque Turcis et Transylvanis, et fidelibus maestatis pendunt…»

При такихъ условіяхъ мужику ничего другого не оставалось, какъ самому становиться разбойникомъ и грабить тѣхъ, которые раньше его грабили. Такой разбойникъ назывался «гайдукъ», что является видоизмѣненіемъ русскаго названія «гайдамакъ», или наоборотъ. Гайдуки или гайдамаки, изъ которыхъ со временемъ развилось своего рода вольное казачество, сыграли впослѣдствіи весьма важную историческую роль.

Въ зависимости отъ того, чью власть признавалъ надъ собой въ данной области тотъ или другой знатный родъ, дробились и комитаты, между ними и ужанскій, о чемъ свидѣтельствуетъ законъ № 48 съ 1545 г., постановившій, что фрагменты его должны быть возсоединены подъ властью одного жупана.

Въ эти ужасныя времена непрерывнаго разбоя, вѣроломства, предательства и междуусобицы, когда въ полномъ смыслѣ слова велась война всѣми противъ всѣхъ (bellum omnium contra omnes), говорить о какомъ либо правовомъ или общественномъ порядкѣ было бы полнѣйшей безсмысленностью. Въ относительной безопасности могъ себя чувствовать только тотъ, у кого были крѣпкіе замки и надежное войско. Не удавительно поэтому, что замкамъ удѣлялось въ то время не только самими владѣльцами, но и государствомъ особое вниманіе.

Для укрѣпленія окраинныхъ замковъ была законодательнымъ порядкомъ введена рабочая повинность. Закономъ № 6 съ 1557 г. было уложено: «ut ad munitionem locorum finitimorum coloni omnium dominorum, ac nobilium ad laborandum, gratis per sex dies dimitantur», что пo русски значитъ: «чтобы для укрѣпленія окраинныхъ мѣстъ мужики всѣхъ бояръ и дворянъ были посланы на безплатную шестидневную работу, при чемъ §-мъ 3. того же закона было постановлено, что рабочіе (laboratores) изъ Ужанскаго, Земплинскаго и Шаришскаго комитатовъ должны быть посланы къ Кошицамъ (ad Cas soviam).

Закономъ № 25 съ 1559 г. было постановлено, что «Comitatus Ungh (exeptis pertinentiis arcis Szerednye) laboratores suos ad Unghvar mittat», то есть что «Комитать Ужанскій (за исключеніемъ принадлежностей Середнянскаго замка), своихъ рабочихъ долженъ послать къ Ужгороду».

Первоначальный шестидневный срокъ рабочей повинности былъ впослѣдствіи повышенъ на двѣнадцатидневный (gratuitus labor dierum duodecim). Объ этомъ свидѣтельствуетъ, между прочимъ, законъ № 17 съ 1567 г., въ §-ѣ 16-омъ котораго содержится постановленіе, предписывающее Ужанскому комитату отправить своихъ рабочихъ на этотъ разъ тоже къ Ужгороду.

Какъ видно, Ужгородскій замокъ, хотя и былъ частной собственностью Другетовъ, какъ важная окраинная крѣпость, имѣвшая значеніе также для общегосударственной обороны, сталъ частично содержаться общественными средствами.

Приблизительно въ это же время Ужгородъ, какъ крѣпость, опять начинаетъ играть роль. — Въ 1564 году осаждалъ его семиградскій господарь, Іоаннъ Сигизмундъ, сынъ Іоанна Запольскаго, однако, ему не удалось взять замокъ[38].

Въ зависимости отъ развитія военной техники ужгородскій замокъ долженъ былъ постоянно перестраиваться и усовершенствовывать свои оборонительныя сооруженія, дабы таковыя не устарѣли. Въ концѣ ХѴІ. вѣка, должно быть, тоже подвергся основательной перестройкѣ; это можно заключить по датѣ «1598», которой помѣченъ главный входь центральнаго зданія.

Религия

Къ политической раздробленности и общественной разрозненности того времени въ довершеніе всеобщаго смятенія прибавилась еще возникшая накнунѣ распаденія Венгріи религіозная борьба, наложившая свою неизгладимую печать на всю тогдашнюю эпоху.

Въ началѣ XVI. вѣка Европа была охвачена глубочайшимъ нравственнымъ кризисомъ, выразившимся въ великихъ религіозныхъ движеніяхъ, извѣстныхъ подъ общимъ своднымъ названіемъ реформаціи, подъ знакомъ которой проходитъ весь XVI. вѣкъ. Началась она съ сторическаго выступленія монаха-августинца, Мартина Лютера, въ 1517 году въ нѣмецкомъ городѣ Виттенбергѣ противъ нѣкоторыхъ догматовъ римской церкви. — Почти одновременно съ нимъ выступило еще нѣсколько другихъ реформаторовъ, изъ коихъ самый извѣстный швейцарскій французъ, Иванъ Кальвинъ.

Новыя ученія сразу же проникли и въ Венгрію. Встревоженныя быстротой ихъ распространенія власти стали ихъ послѣдователей круто преслѣдовать. Уже въ 1523 году былъ сеймомъ изданъ законъ № 54, вмѣнившій королю въ обязанность всѣхъ лютеранъ и ихъ покровителей, какъ публичныхъ еретиковъ, казнить и лишить имущества[39]. Эта крутая мѣра, должно быть, не подѣйствовала, такъ какъ два года спустя былъ изданъ еще болѣе жестокій законъ, постановившій просто: “lutherani comburantur !“ т. е. «лютеране должны быть сожжены!.

Все это, однако, не помогло. — Протестантизмъ распространялся съ такой стремительной быстротой, что послѣ распаденія Венгріи, скоро оказался въ перевѣсѣ, a въ Семиградіи занялъ даже господствующее положеніе.

Распространенію протестантизма, кромѣ наступившей послѣ развала Венгріи анархіи, немало способствовали турки, пo политическимъ соображеніямъ, враждебно относившіеся къ католицизму, главными покровителями котораго были Габсбурги.

Среди словаковъ и нѣмцевъ распространилось преимущественно лютеранство, прозванное поэтому «нѣмецкой вѣрой». — Мадьярское населеніе приняло главнымъ образомъ кальвинство, которое до сихъ поръ считается «мадьярской вѣрой».

Въ своемъ побѣдоносномъ шествіи протестантизмъ не могъ оставить Ужгородъ въ сторонѣ. Помѣщики его, Другеты — Гуменянскіе, скоро приняли ученіе Кальвина. — Въ тѣ времена господствовалъ пресловутый принципъ: „cuius regio, eius religio”, т. e. «кому принадлежитъ власть, тому и религія». Ha практикѣ это обозначало, что если помѣщикъ перемѣнилъ религію, то его примѣру должны были слѣдовать также его крѣпостные, если онъ этого, конечно, потребовалъ. Благодаря этому съ переходомъ Другетовъ въ кальвинство, немногочисленное въ то время населеніе Ужгорода, состоявшее сплошь изъ крѣпостныхъ, поневолѣ должно было принять также новую вѣру.

Католическій приходъ былъ упраздненъ, a eгo имущество перешло кь реформатамъ.

О новой церкви Другеты щедро заботились, о чемъ свидѣтельствуетъ дарственная грамота съ 1589 г., которой установлены были доходы пастора и учителя — кантора. Ужгородъ сталъ однимъ изъ очаговъ новаго ученія, откуда оно распространялось по всей провинціи. Къ Ужгороду, какъ главному приходу, принадлежали такіе дочерніе приходы, какъ Каменица, Невицкое, Доманинцы, Гyсакъ, Петровцы, Ярокъ, гдѣ сегодня можно сказать и помину нѣтъ реформатамъ[40].

Католичество, однако, по своему существу воинственное, своихъ позицій безъ боя не сдавало. — Началась жестокая религіозная борьба, заполнившая исторію добрыхъ двухъ столѣтій. Нѣтъ злодѣянія, которое бы не было совершено во имя вѣры, или же не было бы ею прикрывалось. Къ политической, родовой, сословной и національной враждѣ прибавилась еще и религіозная. Взаимное истребленіе и разореніе, причиненныя всѣми этими компонентами, достигли такихъ чудовищныхъ размѣровъ, что людоѣдство стало воеобщимъ явленіемъ. — Человѣческое мясо даже публично продавалось въ лавкахъ[41].

Ко всѣмъ этимъ бѣдствіямъ прибавились еще непрерывные разбои гайдуковъ и не получавшихъ жалованія войскъ, a также частые наѣзды татаръ и турокъ. — Въ результатѣ всего этого получилось страшное опустошеніе. Такъ, напр., въ Земплинскомъ комитатѣ, гдѣ въ 1598 году, согласно подворной переписи, насчитывалось 10.293 двора, въ 1604 году было только 3019 въ Угочѣ, подвергшейся татарскому наѣзду, количество дворовъ съ 2232 понизилось на 203 и т.д.[42].

Русскаго народа реформація въ общемъ не коснулась. Онъ стойко держался своей прадѣдной вѣры, благодарія чему остался въ сторонѣ отъ кровавыхъ вѣроисповѣдныхъ распрей того времени, жертвой которыхъ пало несмѣтное количество жизней, вызванныхъ ими страшныхъ опустошеній и не считая.

Это обособленіе было русскому народу выгодно не только съ національной точки зрѣнія, но и съ мaтеріальной, такъ какъ своимъ священникамъ, которые были тоже крѣпостные, не долженъ былъ платить такъ наз. поповскую десятину (рoрі fízed), т. е. десятую часть урожая и приплода скота.

Благодаря настоящему самоистребленію, инородцевъ и иновѣрцевъ, получившемуся въ результатѣ длительной религизной борьбы, сопровождаемой также политической, уцѣлѣлъ карпаторусскій народъ. Они настолько были заняты своимъ взаимоистребленіемъ, что про него и забыли.

Уцѣлѣнію карпаторусскаго народа, лишеннаго почти всецѣло культурныхъ центровъ, немало способствовало также учрежденіе во Львовѣ на основаніи грамоты Антіохійскаго патріарха Іоакима отъ 1. января ст. ст. 1586 г. существующаго понынѣ «Стaвропигійскаго Братства», снабжавшаго въ теченіе сотенъ лѣтъ карпаторусскій народъ душевной пищей.

Въ концѣ XVI. вѣка казалось, что католичеству неминуемо наступитъ конецъ. Католическое населеніе даже въ Габсбургской Венгріи почти исчезло. — Въ то время въ королевской Венгріи и Семиградіи вмѣстѣ взятыхъ еле насчитывалось, включая сюда высшее и черное духовенство, 300 католическихъ духовныхъ лицъ, большинство которыхъ при томъ было женато. Соразмѣрно этому была и численность ихъ паствы.

Отъ окончательной гибели, однако, спасла католичество взаимная вражда лютеранъ и реформаровъ, на которой оно ловко сыграло. — Благодаря этому католичество не только не погибло, но скоро само перешло въ контръ-наступленіе. Оно нашло для этого сильную опору въ единовѣрныхъ Габсбургахъ, державшихъ въ своихъ венгерскихъ владѣніяхъ многочисленные іностранные гарнизоны, подъ прикрытіемъ которыхъ началась такъ наз. контръ-реформація, которой фактически руководили іезуиты, прослывшіе своимъ пресловутымъ принципомъ: «цѣль оправдываетъ средства!»

Противореформація сначалa прикрывалась политической закраской. Самые видные и богатые протестанты были обвинены въ государственной измѣнѣ и лишены имущества. Этимъ достигалась двойная цѣль а именно: наполнялась казна, a что главное, протестантизмъ лишался своихъ вождей и покровителей. Между пострадавшими были также Валентинъ и Георгій Гуменянскій, у которыхъ, несмотря на ихъ особыя заслуги по оборонѣ государства противъ турокъ, въ которыхъ особенно отличились Валентинъ и его отецъ Степанъ, конфисковано было по современной расцѣнкѣ многомилліонное имущество[43].

Первый открытый ударъ былъ направленъ на твердыню лютеранства — Кошицы. Дня 7 января 1604 года генералъ Бельгіоіозо, направивъ пушки на городскую управу, заставилъ городской совѣтъ выдать ключи собора, которые потомъ были переданы іезуитамъ, хотя населеніе города состояло сплошь изъ лютеранъ. Это былъ сигналъ, по которому началось всеобщее гоненіе на протестантовъ, священники которыхъ изгонялись, a церковное имущество захватывалось при помощи иностранныхъ гарнизоновъ католиками. Насиліе это, однако, кончилось постыднымъ пораженіемъ самихъ же насильниковъ. Вспыхнуло возстаніе, во главѣ котораго сталъ семиградскій бояринъ, Степанъ Бочкаи (Бочковскій), на сторону котораго перешли гайдуки, при помощи которыхъ быстро очистилъ Семиградію отъ наемныхъ королевскихъ войскъ, послѣ чего двинулся дальше на западъ, одерживая побѣду за побѣдой, пока его войска не докатились до границъ Австріи и не стали угрожать самой Вѣнѣ.

Подъ впечатлѣніемъ этихъ побѣдъ Бочкаи избирается сначала государемъ (princeps) Семиградіи, a потомъ и самой Венгріи. Его сторону принимаетъ также султанъ, a въ знакъ своей дружбы присылаетъ ему корону. При такихъ условіяхъ вѣнскому двору ничего другого не оставалось, какъ идти на уступки.

Послѣ длительныхъ переговоровъ 23. іюня 1606 года былъ подписанъ въ Вѣнѣ мирный договоръ, которымъ Степанъ Бочкаи былъ признанъ государемъ Семиградіи, границы которой продвинулись фактически до Токая и Кошицъ. Повстанцамъ была удѣлена полная амнистія, а конфискованныя имущества были возвращены прежнимъ ихъ владѣльцамъ, въ томъ числѣ Валентину и Юрію Другетамъ.

Самымъ важнымъ достиженіемъ вѣнскаго мира нужно считать, однако, подтвержденіе свободы вѣроисповѣданія, хотя таковая признавалась только за свободными сословіями, къ которымъ принадлежали духовенство, паны (бояре), шляхта и мѣщане.

Храбрыхъ гайдуковъ, основное ядро которыхъ состояло изъ русскихъ, за оказанныя ему услуги Бочкаи щедро наградилъ. Всѣмъ поголовно пожаловалъ дворянство и поселилъ ихъ на плодородныхъ землях сѣверовосточнаго Потисья, гдѣ потомки ихъ живутъ и понынѢ. Многие изъ нихъ до сихъ поръ сохранили русскую вѣру. Степанъ Бочкаи, самымъ близкимъ человѣкомъ котораго былъ Валентинъ Другетъ, его главнокомандующій, намѣченный имъ себѣ въ наслѣдники, плодами своей побѣды, однако, долго не пользовался. Еще до подписанія мира, будучи отравленъ въ мѣсяцѣ маѣ 1606 года, послѣ продолжительной болѣзни умеръ въ Кошицахъ дня 29. декабря 1606 г.

Первая попытка протиреформаціи кончилась, такимъ образомъ, полнѣйшей неудачей. Это заставило католиковъ перемѣнить свою тактику. Они убѣдились, что однимъ насиліемъ имъ не побѣдить, поэтому подъ защитой иностранныхъ гарнизоновъ стали по городамъ учреждать іезуитскія школы, которыя въ первую очередь должны были стать разсадниками католицизма. Кромѣ того занялись усиленнымъ обращеніемъ протестантовъ посредствомъ живого слова и печати.

Во главѣ новаго движения сталъ обращенный реформатъ Петръ Пазманъ, впослѣдствіи кардиналъ и острохолмскій митрополитъ. Это былъ талантливый и высокообразованный человѣкъ, которому въ короткое время удалось обратить въ католичество около 30 боярскихъ родовъ, чѣмъ оно получило въ Венгріи надъ протестантизмомъ перевѣсъ. Между обращенными имъ былъ Юрій (III) Другетъ, которому благодаря побѣдѣ Бочкаи возвращено было конфискованное имущестро. Онъ принялъ католичество въ концѣ 1609 года[44].

Послѣ своего обращенія Юрій Другетъ сталъ фанатическимъ католикомъ, питавшимъ смертельную ненависть къ своимъ прежнимъ единовѣрцамъ. Его религіозный фанатизмъ, который онъ завѣщалъ также своимъ потомкамъ, былъ главной причиной наступившаго въ концѣ XVII вѣка заката этого могущественнаго рода.

Другой современный ему представитель рода, его дядя Валентинъ, ближайшій соратникъ Бочкаи, оставался стойкимъ реформатомъ. Ему предстояла блестящая карьера, которая, однако быстро оборвалась. Въ концѣ 1609 года умеръ въ возрастѣ 32 лѣтъ съ признаками отравленія (cum suspicione veneni). Три года спустя, 16 марта 1612 года, былъ отравленъ его малолѣтній сынъ Степанъ. Наканунѣ этой трагедіи гостилъ у него его дядя Юрій (ІІІ), который черезъ три дня уже вступилъ во владѣніе Ужгородомъ[45]. Этимъ протестантская линія Другетовъ прекратилась.

Съ переходомъ Юрія Другета, ставшаго однимъ изъ вождей протиреформаціи, въ католичество, возобновилась религіозная борьба, въ которую былъ втянутъ на этотъ разъ уже и русскій народъ.

Въ 1613 году основалъ Юрій Другетъ въ Гуменномъ по указаніямъ Пазмана, ближайшимъ сотрудникомъ котораго онъ былъ, въ памятъ своего обращенія іезуитскую коллегію, ставшую въ нашей области главной твердыней католицизма, которая возложенную на нее задачу, несмотря на всѣ невзгоды, блестяще исполнила.

Учредительной грамотой, данной въ Ужгородскомъ замкѣ (in aree nostra Unghvár) дня 2. іюля 1615 г., въ которой миссіонерское предназначеніе коллегіи опредѣленно подчеркивается, онъ щедро обезпечилъ въ матеріальномъ отношеніи учрежденную имъ институцію[46].

Миссіонерство кончилось, однако, для нeгo весьма печально. Скоро началась тридцатилѣтняя война, вспыхнувшая изъ-за притѣсненія протестантовъ. Къ противогабсбургскому блоку примкнулъ также семиградскій господарь Гавріилъ Бетленъ, питавшій къ Юрію Другету, который, какъ кандидатъ католиковъ на семиградскій престолъ, сдѣлалъ даже попытку свергнуть его, непримиримую личную вражду. Онъ отправилъ своего военачальника Юрія Ракоци спеціально для «навѣщенія» своего соперника. Юрій Другетъ принужденъ былъ бѣжать въ Польшу, гдѣ ему принадлежалъ замокъ Лезковъ. Въ Польщѣ онъ нанялъ казачій отрядъ, при помощи котораго въ концѣ ноября 1619 года застигнутаго имъ у Гуменнаго врасплохъ Юрія Ракоци разбилъ на голову. Это его, однако, не спасло, и въ концѣ концовъ онъ принужденъ былъ со всѣмъ своимъ семействомъ бѣжать въ Польшу, гдѣ дня 21. іюня 1620 года, въ возрастѣ 38 лѣтъ скоропостижно умеръ, по нѣкоторымъ признакамъ будучи тоже отравленъ… Это былъ третій по счету представитель рода Другетовъ, умершій насильственной смертью отъ яда.

Его обширныя владѣнія были вторично конфискованы и только 10 лѣтъ спустя, послѣ смерти Бетлена (15. XI. 1629), были въ 1630 году возвращены его сыну Ивану, который объ этомъ самъ упоминаетъ въ данной имъ іезуитамъ дарственной грамотѣ[47].

Трижды подымался семиградскій господарь Бетленъ на защиту свободы совѣсти. Союзниками его были, между прочимъ, и чехи, потерпѣвшіе 8 ноября 1620 года не безъ вины своихъ семиградскихъ союзниковъ[48], на Бѣлой Горѣ у Праги то роковое пораженіе, которое ввергло народъ въ трехсотлѣтнее рабство.

Во время его походовъ, которые, кстати, были всѣ весьма удачны, изгонялись въ первую очередь іезуиты, считающіеся главными зачинщиками притѣсненій иновѣрцевъ. Бѣжали также іезуиты гуменянскіе. Вернулисъ они вмѣстѣ съ Другетами только 10 лѣтъ спустя, когда умеръ ихъ грозный противникъ Бетленъ.

Съ переходомъ Другетовъ въ католичество Ужгородъ сталъ вновь ареной религіозныхъ боевъ, выразившихся въ первую очередь въ борыбѣ съ протестантизмомъ. Эта борьба, затѣянная и руководимая Другетами, была ввиду близости протестантской Семиградіи, въ составъ которой въ тѣ времена обыкновенно входилъ Ужгородъ, вообще дѣломъ весьма рискованнымъ и неблагоразумнымъ. Первая ея фаза кончилась изгнаніемъ Дргугетовъ, во время котораго въ Ужгородѣ дѣйствовалъ прославленный реформатскій проповѣдникъ Иванъ Кечкемети, написавшій здѣсь три большихъ апологетическихъ труда въ защиту протестантизма[49]. Во всякомъ случаѣ ко времени смерти Бетлена (15. XI. 1629) въ Ужгородѣ еще католическаго прихода не было, по крайней мѣрѣ таковой въ податномъ спискѣ 1631 года не значится, въ то время, какъ домъ реформатскаго пастора въ немъ указанъ.

Помянутый податной списокъ 1631-го года содержитъ весьма цѣнныя данныя. Согласно этого списка въ то время въ Ужгородѣ имѣлось 206 тягловыхъ дворовъ (porta) и 32 дворянскихъ и свободныхъ, итого 238 дворовъ и усадебъ[50]. Если считать по 5 душъ на каждый дворъ, то количество жителей, не считая войска и замковой челяди, можно отгадывать максимально на 1200 человѣкъ. Это въ сравненіи сь 1567 годомъ, когда количество населенія города еле могло превышать 200 душъ, слѣдуеть считать весьма большимъ прогрессомъ, особенно если принять во вниманіе, что тогдашнія условия жизни росту населенія не особенно благопріятствовали.

Особенно обращаетъ на себя вниманіе большое сравнительно количество дворянскихъ домовъ. Это объясняется тѣмъ, что въ тѣ тревожныя времена только замки представляли нѣкоторую защиту отъ непрерывнаго разбоя и насилія, отъ которыхъ не было предохранено и само дворянство. Поэтому дворянство нашей области, не чувстовавшее себя въ безопасности въ своихъ провинціальныхъ усадьбахъ и не владѣвшее собственными замками, охотно селилось подъ стѣнами сильнаго по тому времени Ужгородскаго замка, въ которомъ въ случаѣ опасности могло укрыться. Для поселенія въ Ужгородѣ необходимо было, однако, испрашивать у помѣщика разрѣшеніе, за что обыкновенно приходилось платить сравнительно большой выкупъ. Дворянскіе дома расположены были на 23 1/2 участкахъ, въ то время какъ 206 тягловыхъ дворовъ занимали всего 75 3/4 участка.

Нужно полагать, однако, что крѣпостные жители города, промышлявшіе разными ремеслами, были относительно тоже зажиточны. Другеты въ собственныхъ интересахъ содѣйствовали развитію промышленности, являющейся и нынѣ основой благосостоянія мѣщанъ. Они надѣляли отдѣльные цехи, на которые въ тѣ времена дѣлились ремесленники, приблизительно такими же льготами и пpивиллегіями, какими таковые пользовались въ вольныхъ городахъ.

Такъ Валентинъ Другетъ надѣлилъ въ 1608 году привилегіями чеботарей, a Иванъ Другетъ въ 1630 году золотыхъ дѣлъ мастеровъ. Въ 1665 году получили привилегіи фельдшера и парикмахеры, a въ 1669-мъ г. портные[51]. Благодаря этому, особенно же сравнительно большому количеству зажиточнаго дворянскаго населения, ужгородское подградье стало постепенно принимать видъ города. Несмотря на это жупныя собранія въ XVII стол. отбывались не въ немъ, а главнымъ образомъ въ двухъ подгородныхъ селеніяхъ Іоврѣ, или же Дермѣ[52].

Къ этому времени относится самая древняя — до сихъ поръ извѣстная — печать города, хранящаяся въ городскомъ архивѣ. Она носитъ надпись: «Sigillum Civitatis Ungvariensis 1635».

Въ 1631—1632 годахъ по нашей области прошла волна крестьянскихъ возстаній. Движеніе это, хотя къ нему присоединилась и мелкая шляхта, большихъ успѣховъ, однако, не имѣло и было послѣ упорныхъ боевъ жестоко подавлено при помощи регулярныхъ нѣмецкихъ войскъ и гайдуковъ. Предводитель движенія, нѣкій Петръ Чисаръ былъ при осадѣ Кошицъ схваченъ и четвертованъ[53].

Одновременно съ принятіемъ католичества Другеты перемѣнили также свою политическую оріентацію. Они стали ярыми сторонниками Габсбурговъ, отъ которыхъ потомъ уже до конца не отступали. За свою вѣрность были ими всячески награждаемы. Такъ самъ Юрій (III) былъ назначенъ ужгородскимъ и земплинскимъ жупаномъ, королевскимъ виночерпіемъ, кавалеромъ ордена «Золотого Руна» и т.д. Его сынъ Иванъ (X) былъ всегосударственнымъ судьей (országbiró), каковая должность по важности слѣдовала послѣ должности надворнаго жупана (палатина), бывшаго по закону замѣстителемъ короля. Кромѣ того онъ былъ въ 1618 году назначенъ постояннымъ жупаномъ (comes perpetuus) ужанскимъ[54]. Королевская милость, однако, не могла спасти ихъ отъ гнѣва семиградскихъ господарей, которые имъ за отступничество при первой возможности жестоко мстили. Такимъ образомъ Другеты очутились между молотомъ и наковальней. Ha нихъ со всѣхъ сторонъ посьпались несчастья, но они съ начатаго ими рокового пути уже больше не сходили…

Въ своихъ владѣніяхъ они упорно продолжали насаждатъ католичество. Справиться съ протестантизмомъ именно въ Ужгородѣ, бывшемъ однимъ изъ очаговъ реформатства, было, однако, дѣломъ весьма нелегкимъ, особенно если принять во вниманіе многочисленное дворянское населеніе, по отношенію къ которому нельзя было примѣнять пресловутаго принципа «cuius regio, eius religio». Haчалась упорная и длительная борьба, въ которой реформаты искали защиту у семиградскихъ господарей, которые на ихъ зовъ обыкновенно откликались. Такъ въ 1644 году Иванъ Баллингь, мукачевскій капитанъ, отправился въ Ужгородъ во главѣ карательнаго отряда въ 3000 человѣкъ для наказанія насильниковъ и наведенія порядка, о чемъ упоминаетъ въ своей хроникѣ Саларди[55].

Но Другеты были не изъ того десятка, чтобы уступать. Они рѣшили довести свою затѣю во что бы то ни стало до конца. Къ тому времени реформація въ ихъ земплинскихъ владѣніямъ была сломлена, благодаря главнымъ образомъ искусной миссіонерской дѣятельности гуменянскихъ іезуитовъ, дальнѣйшее присутствіе которыхъ въ Гуменномъ становилось поэтому излишнимъ. Имъ тамъ нечего было уже дѣлать. По такимъ соображеніямъ рѣшено было перемѣстить іезуитскую коллегію въ Ужгородъ, гдѣ протестантизмъ еще крѣпко держался. Замыселъ этотъ осуществилъ Иванъ (X) Другетъ, который, однако, въ своей дарственной грамотѣ, данной въ Гуменномъ дня 31 іюля 1640 г., переселеніе іезуитовъ въ Ужгородѣ объясняетъ второстепенной причиной, a именно «городской благоустроенностью» Ужгорода, предоставлявшаго по сей причинѣ гораздо больше удобствъ, чѣмъ Гуменное[56].

Помянутой дарственной грамотой Иванъ (X) Другетъ въ благодарность за то, что іезуиты его тещу, жену и многочисленныхъ ихъ сородичей изъ «лютеранскаго заблужденія обратили въ католичество», — обязался построить въ Ужгородѣ для іезуитской коллегіи новыя зданія, какъ монастырь для 24 монаховъ со всѣми принадлежностями, часовню, семиклассную школу, бурсу и т.д. При томъ прежнія фундаціи, сдѣланныя въ пользу коллегіи его отцомъ, были не только оставлены въ силѣ, но даже дополнены новыми, такъ что въ матеріальномъ отношеніи коллегія была какъ нельзя лучше обезпечена[57].

Закладка новыхъ зданій совершена была на мѣстѣ теперешней епископской резиденціи еще въ томъ же 1640 году. Этимъ положено было начало также ужгородокой гимназіи, въ которую іезуитская коллегія со временемъ превратилась. Постройка продвигалась сравнительно быстро и въ 1644 году близилась уже къ концу. Іезуитамъ, однако, и на этотъ разъ не повезло. Надъ ними какъ будто тяготѣлъ злой рокъ.

Преслѣдованія протестантовъ въ королевской Венгріи въ это время усилились. Они просили защиту у Юрія (I) Ракоци, преемника Бетлена на семигрaдскомъ престолѣ, который давно замышлялъ напасть по сему поводу на Габсбурговъ и такимъ образомъ вмѣшаться на сторонѣ протестантскихъ державъ въ близившуюся къ концу 30-лѣтнюю войну. Въ началѣ февраля 1644 года уже двинулся въ походъ во главѣ 30.000 бойцовъ съ цѣлью захватить въ первую очередь Кошицы, отъ чего зависѣлъ въ высшей степени исходъ кампаніи. По дорогѣ онъ осадилъ Ужгородъ, владѣлецъ котораго Иванъ (X) Другетъ счелъ благоразумнымъ удалиться въ Польшу[58]. Отъ бомбардировки сильно пострадало почти уже законченное новое зданіе коллегіи.

Ha этотъ разъ городъ, однако, не былъ взятъ, ибо осада была скоро снята и Ракоци двинулся дальше къ Кошицамъ, которые 12 марта открыли ему ворота. По дорогѣ захватилъ Гуменное, откуда іезуиты принуждены были бѣжать. Лѣтомъ, однако, когда результаты похода были уже обезпечены, вернулся спеціально къ Ужгороду, который на этотъ разъ былъ имъ взять[59].

Ввиду несомнѣнныхъ успѣховъ Ракоци, тѣснимые на остальныхъ театрахъ тридцатилѣтней войны Габсбурги принуждены были идти на уступки и заключить съ нимъ на выгодныхъ для него условіяхъ миръ, подписанный императоромъ Леопольдомъ въ Линцѣ, дня 16. декабря 1645 г. Этимъ мирнымъ договоромъ была обезпечена свобода вѣроисповѣданія и для крѣпостныхъ. Это было весьма важнымъ завоеваніемъ, хотя на практикѣ еще долго не соблюдалось.

Только послѣ заключенія Линецкаго мирнаго договора смогли вернуться іезуиты въ Гуменное. Между тѣмъ Иванъ (X) Другетъ въ 1645 году умеръ, вслѣдствіе чего постройку новаго зданія коллегіи въ Ужгородѣ пришлось закончить уже его вдовѣ, урожденной графинѣ Аннѣ Якушичъ.

Она, повидимому, энергично взялась за дѣло и въ сравнительно короткій срокъ были не только исправлены поврежденія, но и сама постройка закончена, такъ что въ 1646 году уже состоялось переселеніе іезуитовъ изъ Гуменнаго въ Ужгородъ, — гдѣ послѣ многихъ злоключеній въ теченіе нѣсколькихъ десятковъ лѣтъ безпрепятственно могли развивать свою миссіонерсую и культурную дѣятельность.

Слѣдуетъ отмѣтить, что Иванъ Другетъ, отличавшійся, повидимому, большимъ жертволюбіемъ, основалъ въ Ужгородѣ также богадѣльню (xenodochium)[60], которая впослѣдствіи по неизвѣстнымъ причинамъ, къ сожалѣнію, перестала существовать.

Послѣ заключенія Линецкаго мира и возвращенія Ужгорода Другетамъ, притѣсненія реформатовъ, надъ которыми католики вслѣдствіе перемѣщенія іезуитской коллегіи получили явный перевѣсъ, опять возобновились. Между прочимъ католиками присваивались реформатскіе приходскіе доходы. Въ отвѣтъ на поданныя по сему поводу жалобы въ 1647 году былъ сеймомъ изданъ за № 11 спеціальный законъ, уложившій: «Proventus porro eccelsiae Unghvariensis раcifice ab evangelicis ministris possideantur[61], т e. чтобы ужгородскіе евангелическіе священнослужители мирно пользовались доходами своего прихода.

Основаніемъ іезуитской коллегіи преслѣдовались не столько научно-просвѣтительныя цѣли, сколько миссіонерскія, т. е. «распространеніе и обогащеніе католической церкви», какъ это указано также въ учредительной грамотѣ Ивана (X) Другета съ 1640 года. Сюда входила по замыслу Пазмана не только борьба съ протестантизмомъ, но и такъ наз. церковная унія, т.е. присоединеніе православнаго карпаторусскаго населенія къ латинской церкви. Примѣръ для этого былъ взятъ у поляковъ, проведшихъ у себя унію по политическимъ соображеніямъ еще въ 1595 году (Брестская унія), и тѣмъ внесшихъ острый нравственный расколъ въ среду подвластнаго имъ многомилліоннаго русскаго народа.

Для осуществленія этото замысла больше всего подходили Другеты, какъ самоотверженные ревнители католицизма, у которыхъ при томъ чуть ли не половина карпаторусскаго народа находилась въ подданническомъ подчиненіи. Использовано было для этого въ первую очередь бѣдственное и безправное состояніе православнаго духовенства, принaдлежавшаго къ крѣпостному сословію и отбывавшаго панщину наравнѣ со своей паствой. Въ современныхъ документахъ православные священники упоминаются подъ названіемъ “батьки” (batykók, lat. batykones). Въ налоговомъ спискѣ 1631 года вo всей ужгородской доминіи значатся 22 батюшки[62].

Интересно отмѣтить, что на Пряшевщинѣ лютеранскіе пасторы въ отличіе отъ полноправныхъ католическихъ плебановъ (ксендзовъ) по старой памяти до сихъ поръ называются «батьками» (лютеранскій байтко).

Первую попытку въ этомъ направленіи сдѣлалъ по указаніямъ кардинала Пазмана Юрій Другетъ, — самой важной задачей своей жизни считавшій присоединеніе карпатороссовъ къ латинской церкви. Онъ выписалъ около 1614 года изъ Перемышля уніатскаго епископа Афанасія Крупецкаго, которому при содѣйствіи гуменянскихъ іезуитовъ удалось уговорить нѣсколькихъ подвластныхъ Другетамъ православныхъ священниковъ, которымъ обѣщаны были разныя льготы й привилегіи, принять по Брестскому образцу церковную унію. Попытка эта кончилась, однако, полной неудачей. Народъ взбунтовался и хотѣлъ было убить Крупецкаго, котораго отъ вѣрной смерти спасла только во время подоспѣвшая челядь Другетовъ, разогнавшая нападавшую толпу выстрѣлами. Послѣ этого народъ опять вернулся въ православіе[63]. Смерть помѣшала Юрію осуществить свою затѣю.

Первая неудача, однако, Другетовъ не смутила. Начатое Юріемъ дѣло продолжалъ его сынъ Иванъ (X), который принявшимъ унію священникамъ всячески покровительствовалъ, надѣляя ихъ разными льготами преимуществами, которыя его сынъ Юрій (IV) закрѣпилъ даже и спеціальной грамотой, начинавшейся словами: «Tum ex pietate, qua іn Deum et religionem catholicam dicemur[64]. Кромѣ того свои владѣнія онъ оторвалъ отъ Мукачевской православной епархіи и подчинилъ юрисдикціи перемышльскаго уніатскаго епископа[65].

Такимъ образомъ контръреформація втянула въ религіозную борьбу стоявшій отъ нея дотолѣ въ сторонѣ карпаторусскій народъ. Въ этой борьбѣ Семиградскіе господари естественно принимали сторону православныхъ и въ свою очередь преслѣдовали и притѣсняли уніатовъ. Такъ Иванъ Баллингъ, Мукачевскій градоначальникъ (капитанъ), узнавъ, что Мукачевскій православный епископъ, Василій Тарасовичъ (галичанинъ по происхожденію), замышляетъ принять унію немедленно арестовалъ его. Это случилось 13 декабря 1640 г. въ день св. Люціи. Епископъ былъ схваченъ въ церкви, у алтаря, когда собираясь для заключенія уніи въ Ясовъ, передъ своимъ отъѣздомъ служилъ напутственный молебенъ. Ему, между прочимъ, вмѣнялось въ вину, что окружилъ себя множествомъ галицкихъ священниковъ, и что всѣ епархіальные доходы сплавлялъ въ Галичину. Изъ тюрьмы онъ былъ выпущенъ только черезъ девять мѣсяцевъ по настоятельному ходатайству самого императора и государственнаго судьи (judex curiae) Ивана Другета. Его дальнѣйшая судьба не вполнѣ выяснена. Современные документы, касающіеся его личности полны противорѣчій, въ которыхъ наврядъ-ли можно будетъ, когда-либо безошибочно разобраться. По нѣ которымъ свѣдѣніямъ онъ свой замыселъ все-же осуществилъ и унію принялъ, но впослѣдствіи отъ нея опять таки отрекся, послѣ чего было ему разрѣшено вернуться въ Мукачево въ санѣ епископа, каковымъ онъ и умеръ. Во всякомъ случаѣ въ 1648 году былъ еще въ живыхъ[66].

Несмотря на эти неудачи, Иванъ Другетъ не унывалъ. Онъ при помощи іезуитовъ и выписанныхъ спеціально для этой цѣли изъ Галичины монаховъ-васильянъ упорно приготовлялъ почву для уніи. Преждевременная смерть (1645) помѣшала ему, однако, довести начатое eгo отцомъ дѣло до конца. То, что не удалось ему, было осуществлено его вдовой, уроженной графиней Анной Якушичъ, хорваткой по происхожденію. Весьма важную роль сыгралъ при этомъ братъ графини, Юрій Якушичъ, ягерскій католическій епископъ, a также воспитанникъ іезуитовъ, василіанскій чернецъ Гавріилъ Косовичъ. Вдовствующая графиня пригласила тогдашняго мукачевскаго православнаго епископа Петра Ростошинскаго (Парфенія), преемника Василія Тарасовича, въ Ужгородъ, гдѣ предоставила ему жилище и навѣрное окружила его вниманіемъ и всѣми удобствами, чтобы такимъ образомъ расположить его къ уніи. Объ этомъ въ докладѣ острихолмскаго митрополита 1665 года римской куріи приводится слѣдующее: «Verum adhuc vivente Rakoczio, illma quondam dna com. Anna Jakusich… Petro Parth. eppo gr: r. adhuc schismatico in oppido suo Ungvár… dederat domum pro habitatione, quatenus paulatim disponeretur ad unionem»[67] т. e. что графиня Анна Якушичъ еще при жизни Ракоци предоставила Петру Парфенію, епископу греческаго обряда, въ то время (еще) схизматику, въ своемъ городѣ Ужгородѣ домъ для жительства, чтобы такимъ образомъ постепенно расположить его къ уніи. По другимъ источникамъ Парфеній былъ василіанскимъ монахомъ и какъ таковой былъ избранъ только впослѣдствіи въ уніатскіе епископы.

По третьей версіи Парфеній до своего рукоположенія въ епископы былъ настоятелемъ (prior) монастыря въ Альба-Юліи, въ Трансильваніи.

Самъ актъ заключенія уніи слѣдующимъ образомъ описанъ въ меморандумѣ, принявшихъ унію архидіаконовъ маковицкаго, спишскаго, гуменянскаго, стремянскаго, врановскаго и стропковскаго, отъ 15 января 1652 года, которымъ у римскаго престола исопрашивали подтвержденія избраннаго ими епископа, Петра Парфенія:

«Haec vero ipsa reductia nostra peracta est in anno salutifero 1649. aprilis, 24 imperante Ferdinando Tertio Romanorum sacratissimo Caesare in Ecclesia Areensi Ungvarini latina, in bonis illustrissimi comitis Georgii de Homona sita tali modo.

Dominus Episcopus munkachiensis Basilius Taraszovits, qui e viris jam discessit, cum sequens partes, tam schismaticas, quam haereticas, Unionis sacrae vinculum rupisset ecclesiae catholicae nuncium publice remisisset; Hoc, animadvertens venerabilis in Christi Pater, dominus Georgius Jakussicz, episcopus Agriensis, in Christo quiescens, habens penes se reverendos patres Basilianos in horne finem adscitos, patrem Petrum Parthenium et patrem Gabrielem Cassivicium, nos per litteras suas Ungvarinum humanissime invitavit, sermoneque opportuno de Unione Sacra per praedictos Patres praemisso, quod intendebat, Spititu Sancto sic nos disponente, facillime effecit, diemque Sancto Georgio Martyri dicatam pro fidei professione facienda terminavit qua die currente nos Sacerdotes sexaginta tres congregati praenominatum reverendissimum episcopum Agriensem ad ecclesiam supra citatam sumus secuti. Praemisso itaque incruenti sacrificii mysterio, nostro Rutheno idiomate habito, praemissaque nonnullius sacerdotibus peccatorum expiatione sacramentali, fidei professionem audibilvoce secundum formam praescriptam emissimus, scilicet nos credimus omnia et singula quae credit S. Mater nostra Ecclesia Romana credereque jubet, Sanctissimus Patrem Dominum Innocentium X. Universalem Ecclesiae Ghristi, et nostrum Pastorem profitemur, ab eoque cum successoribus nostris dependere in omnibus cupimus, et volumus his tamen adjectis conditionibus.

Primo: ut ritus graecae Ecclesiae nobis servare liceat.

Secundo: episcopum a nobis electum, et ab Apostolica Sede confirmatum habere.

Tertio: libertatibus ecclesiasticis libere fungio.

По русски это значитъ: «Это самое наше возвращеніе (на лоно римской церкви) произошло 24-го) апрѣля благословеннаго 1649 г. въ царствованіе Фердинанда Третьяго, святѣйшаго царя Римскаго, вь латинской замковой церкви въ Ужгородѣ, въ имѣніи ясно вельможнаго графа Георгія Гуменянскаго слѣдующимъ образомъ:

Господинъ Василій Тарасовичъ, епископъ Мукачевскій, котораго уже нѣтъ въ живыхъ, принявъ сторону какъ раскольниковъ, такъ еретиковъ, порвалъ связь святой Уніи и послa католической церкви публично отослалъ обратно. Послѣ того господинъ Георгій Якушичъ, преосвященный во Христѣ отецъ, почившій во Христѣ епископъ Ягерскій, имѣя возлѣ себя для сей цѣли преподобныхъ отцевъ Василіанъ, о. Петра Парфенія и о. Гавріила Коссовича, пригласилъ насъ своими письмами въ Ужгородъ, и послѣ предшествовавшей соотвѣтствующей проповѣди помянутыхъ отцевъ, расположивъ насъ такимъ образомъ при помощи Святого Духа, весьма легко достигь того, что затѣялъ, и для принятія (провозглашенія) символа вѣры назначилъ день Св. муч. Георгія, въ теченіе котораго мы собравшіеся 63 священника послѣдовали за вышеупомянутымъ преосв. епископомъ Ягерскимъ въ вышеприведенную церковь. Послѣ отслуженія Божественной Литургіи на нашемъ русскомъ языкѣ и причащенія нѣкоторыхъ священниковъ, мы громко провозгласили (произнесли) въ предписанной формѣ символъ вѣры, a именно, что мы вѣримъ въ совокупности и отдѣльности во все то, во что вѣритъ наша Св. Матерь Римская Церковь и вѣрить велитъ; Святѣйшаго отца, Государя ИннокентІя X. признаемъ Вселенскимъ Пастыремъ Церкви Христовой и нашимъ Пастыремъ, отъ него вмѣстѣ съ нашими преемниками зависѣть во всемъ желаемъ и хотимъ, однако съ прибавленіемъ слѣдующихъ условій.

Во первыхъ: будетъ намъ вольно сохраять обрядъ греческой Церкви.

Во вторыхъ: будемъ имѣть епископа нами избраннаго и Апостольскимъ Престоломъ одобреннаго.

Въ третьихъ: церковными свободами (вольностями) будемъ безпрепятственно пользоваться.

О принятіи уніи, ознаменовавшемъ краеугольный камень въ судьбахъ карпаторусскаго народа, по всей видимости одновременно съ симъ важнѣйшимъ историческимь актомъ не было составлено никакой достовѣрной грамоты, хотя среди уніатскаго духовенства крѣпко держится мнѣніе, что подлинный протоколъ о заключеніи уніи находится въ Ватиканѣ въ архивѣ инквизиціи.

Достовѣрность вышеприведенной грамоты, копія которой хранится въ жупанскомъ архивѣ въ Ужгородѣ[68], несмотря на ясность и правоподобность изложенія, ставится многими подъ вопросъ, такъ какъ она находится въ явномъ противорѣчіи со многими иными, относящимися къ заключенію уніи современными документами, a также съ нѣкоторыми общеизвѣстными историческими фактами. Такъ, напр., Георгій Якушичъ, ягерскій епископъ, заключавшій согласно помянутой грамоты дня 24 апрѣля 1649 года въ качествѣ представителя римской церкви унію, еще въ 1647 году умерь. Слѣдуеть отмѣтить, что подлинникъ сей грамоты, составленный по-русски, до нашихъ дней не сохранился. Вышеприведенный текстъ есть только его латинскій переводъ, выданный Братиславской капитулой дня 15 февраля 1655 года[69].

Всѣ остальные документы, относящіеся къ заключенію уніи, также взаимно другъ другу противорѣчатъ, ввиду чего врядъ-ли удастся кому либо съ полной достовѣрностью установить точное время и остальныя подробности сего важнѣйшаго въ жизни карпаторусскаго народа происшествія. — Какъ бы оно тамъ не было, одно все-таки несомнѣнно ясно, a именно, что сначала унія была принята только западной половиной карпаторусскаго народа, подвластной большей частью Другетамъ, восточная же его половина, подвластная семиградскимъ князьямъ, упорно держалось «старой вѣры», т. е. православной. Такимъ образомъ и въ средѣ нашего народа произошелъ нравственный расколъ, вызвавшій, какъ у инородцевъ, тоже братоубійственную религіозную борьбу. Въ этой борьбѣ, продолжавшейся добрую сотню лѣтъ, побѣдила унія, что однако не обошлось безъ примѣненія штыковъ[70] и вообще военнополицейскихъ принудительныхъ мѣръ[71]. Bо второй половинѣ XVIII. вѣка борьба уже приближалась къ концу, и 11 іюля 1769 года уже и начальство Марамарошскаго жупанства, гдѣ православіе держалось дольше всего, могло объявить, что «non unitos in suo sinu jam non dari», т. e. что неуніатовъ уже больше не имѣется.

Послѣ тридцатилѣтней войны, эакончившейся въ 1648 году вестфальскимъ миромъ, въ нашей области наступаетъ на добрыхъ два десятка лѣтъ сравнительное затишье. Семиградскій владѣтельный князь, Юрій Ракоци II, предшественники котораго причинили Габсбургамъ не мало хлопотъ, отвлекается въ сторону Сѣвера. Онъ задумалъ стать польскимъ королемъ. Это была его ни на чемъ не основанная сумасбродная мечта, для осуществленія которой онъ заключилъ союзъ съ малороссійскимъ гетманомъ Богданомъ Хмельницкимъ и съ шведскимъ королемъ Карломъ Августомъ X. Союзники даже договорились между собой насчетъ раздѣленія Польши, у которой тогда уже появились признаки разложенія.

Предпріятію этого не было, однако, суждено осуществиться, для самого же Ракоци оно приняло весьма плачевный, и при томъ позорный конецъ. Его войско въ количествѣ болѣе 20.000 человѣкъ, не потерпѣвшее ни одного пораженія, дня 31 іюля 1657 года позорно сдалось безъ боя татарамъ, бывшимъ тогда союзниками поляковъ и было ими уведено въ рабство. Ракоци спасшійся заблаговременно бѣгствомъ и оставившій свое войско на произволъ судьбы, несмотря на свое несмѣтное богатство, поскупился дать за плѣнниковъ требуемый ханомъ выкупъ, вслѣдствіе чего они всѣ, за исключеніемъ тѣхъ, сравнительно немногихъ, которые были выкуплены ихъ родными, были проданы на невольничьихъ рынкахъ Крыма.

Авантюра эта сильно подкопала могущество Трансильваніи, которая послѣ того уже не смогла отъ постигшаго ее удара вполнѣ оправиться, хотя еще нѣсколько десятковъ лѣтъ продолжала влачить свое существованіе. Обошлась она дорого также самому Юрію II. Ракоци, который былъ по приказу султана низложенъ, послѣ чего Трансильванія погружается на продолжительное время въ междуусобную смуту, окончательно подорвавшую ея жизненныя силы. Его сынъ, Францъ I, избранный въ государи еще при жизни отца, на престолъ уже не вступилъ. Подъ вліяніемъ своей матери, Софьи Батори, родомъ полу-польки, ставшей реформаткой только по расчету, онъ въ возрастѣ 17 лѣтъ принимаетъ вопреки послѣдней волѣ отца католичество. Въ то время число чисто протестантскихъ аристократическихъ родовъ уже сократилось до 4-хъ[72].

Католики не замедлили использовать бѣдственное положеніе Трансильваніи, бывшей главнымъ оплотомъ протестантизма. Началась систематическая католизація жупанскихъ и городскихъ самоуправленій посредствомъ планомѣрной, замѣны въ нихъ протестантовъ католиками. Придуманъ былъ, или точнѣе, оформленъ новый принципъ, извѣстный подъ названіемъ «jus reformandi», подъ которымъ подразумѣвалось право помѣщика, принявшаго католичество, заставитъ своихъ поданныхъ (subditos), т.е. крѣпостныхъ, послѣдовать за нимъ.

Притѣсненія протестантовъ по мѣръ ослабленія Трансильваніи все усиливались, пока не вылились въ открытое гоненіе. Предводительствовалъ въ этомъ острихолмскій первосвященникъ (primás) гр. Леопольдъ Коллоничъ, родомъ хорватъ, которому приписываютъ пресловутое изрѣченіе: «faciam Hungariam pauperam, deinde catholicam», т.e. «сдѣлаю Венгрію нищей, a потомъ католической!» Ревностной помощницей его была Софья Батори[73], вдова по Юріи II. Ракоци, владѣвшая огромнѣйшими помѣстьями и многочисленными замками, между прочимъ и мукачевскимъ. Она не постѣснялась даже нарушить послѣднюю волю своего мужа и лишила силы всѣ дарственныя, сдѣланныя имъ въ пользу реформатовъ. Въ короткое время у протестантовъ отнято было подъ прикрытіемъ нѣмецкихъ гарнизоновъ болѣе 300 церквей[74].

Эта горькая участь не миновала также ужгородскихъ реформатовъ. Дня 7. февраля 1672 года, ягерскій епископъ, Францъ Сегеди, не только отнялъ у нихъ костелъ и школу, но вообще запретилъ реформатскому проповѣднику, по имени Степану Неметъ, совершать какія бы то ни было священнодѣйствія. Почти откровенно были отняты у реформатовъ костелъ въ Михаловцахъ и въ многихъ иныхъ селеніяхъ[75].

Гонимые протестанты, къ которымъ теперь нерѣдко присоединялись и православные, стали массами убѣгать въ малозаселенныя пограничныя области, въ Семиградію или турецкую Венгрію, куда власть Габсбурговъ не достигала. Несмотря на страшную нужду, которую имъ приходилось переносить, они все же не сдавались и стали понемногу организовываться по военному, выжидая удобнаго случая, чтобы съ оружіемъ въ руках отомстить за всю причиненную имъ кривду. Число ихъ все время увеличивалось. Къ нимъ стали присоединяться также бѣглые крестьяне и прочіе низы народные, главнымъ образомъ русскіе, которые стали себя называть по старой памяти «куруцами», поддерживая такимъ образомъ простонародный характеръ движенія, въ отличіе отъ верхушки, состоявшей преимущественно изъ аристократовь, которыхъ прозвали «лабанцами», каковымъ словомъ впослѣдствіи стали обозначать сторонниковъ Габсбурговъ.

Главнымъ убѣжищемъ куруцевъ былъ Мараморошъ и прилегающія къ нему сосѣднія области, откуда въ 1672 году ворвались въ области подвластныя королю, въ первую очередь угочскую, земплинскую и ужанскую, русское и протестанское населеніе которыхъ сразу къ нимъ примкнуло. Предводителемъ ужанскихъ повстанцевъ былъ нѣкто Павелъ Балковъ, который у вдовствующей графини урожд. Маріи Эстергази, потребовалъ передачи ужгородскаго замка и возвращенія отнятыхъ протестантскихъ церквей, въ чемъ она, конечно ему отказала. Послѣ этого повстанцы, не имѣя средствъ для осады замка, разсыпались по всей провинціи и страшно опустошили ея имѣнія, въ первую очередь Гуменное, гдѣ жестоко побили монаховъ-францисканцевъ[76].

Повстанцы, у которыхъ за долгіе годы скитальчества накипѣла страшная злоба, жестоко мстили всѣмъ тѣмъ, кого они считали виновниками ихъ бѣдственнаго положенія. Это были прежде всего католики и приверженцы Габсбурговъ, въ осбенности же католическое духовенство.

Возстаніе, поддерживаемое неоффиціально турками и семиградцами, имѣло сначала сравнительно большіе успѣхи, Повстанцы овладѣли, между прочимъ, Пряшевомъ, Сабиновомъ и даже Оравскимъ замкомъ. Несмотря на это, вслѣдствіе измѣны подкупленныхъ гайдуковъ, въ концѣ 1672 года возстаніе все же было подавлено, въ чемъ не малую роль сыграла владѣлица мукачевскаго замка Софья Батори. Ея ратные люди и мукачевцы дня 6 октября того же года совершили набѢгъ на возставшую ужгородскую область, въ первую очередь на ея столицу Капушаны Великія, которые были ими разграблены и сожжены. Въ отместку за это ужанцы, въ свою очередь совершили набѣгъ на мукачевскую область, которую до самой польской границы страшно опустошили и разграбили, угнавъ, между прочимъ, несмѣтное количество скота. Мукачевцы не остались въ долгу. Софья Батори въ свою очередь напустила на ужанскую область (должно быть на равнинную ея часть, обитаемую протестантами) мукачевскихъ русскихъ, которые ее безпощадно разграбили и разорили.

Въ тѣ времена въ верхнемъ Потисьи oбразовались многочисленные русскіе отряды или войска, какъ ихъ называетъ современникъ, промышлявшіе наѣздами на богатыхъ помѣщиковъ[77], ввиду чего движеніе это нужно считать въ первую очередь соціальнымъ, хотя оно не могло быть лишено и нѣкоторыхъ національныхъ элементовъ.

Послѣ подавленія возстанія началась жестокая расправа. Не было такого рода казни, которая бы не была примѣнена къ тѣмъ изъ повстанцевъ, кто имѣлъ несчастье попасть въ руки властямъ. Ихъ вѣшали, четвертовали, колесовали, распинали, вѣшали за ребра, сжигали на кострахъ, сажали на колья, рубили имъ головы, отрѣзали конечности и т. д. Особенно отличалась въ этомъ отношеніи Софья Батори, устраивавшая на куруцевъ настоящія облавы[78].

Звѣрства эти, однако, не только не сломили, но еще болѣе ожесточили куруцевъ, которые опять скрылись въ пограничныхъ областяхъ, откуда постоянно, въ теченіи цѣлаго ряда лѣтъ, предпринимали набѣги въ подвластныя королю области, гдѣ въ свою очередь они издѣвались всевозможными способами надъ католиками, о совершаемыхъ ими грабежахъ, посредствомъ которыхъ эти бездомные скитальцы добывали себѣ средства для существованія, и не говоря.

Ими кишмя кишѣли лѣса и болота, въ которыхъ они скрывались отъ преслѣдованія властей. Не было отъ нихъ проходу. Общественная безопасность въ корнѣ пошатнулась. Даже выходить на работу въ поля было небезопасно. Насталъ страшный голодъ, особенно въ ужгородской и земплинской областяхъ, гдѣ люди пекли хлѣбъ изъ желудей.

Подавивъ сравнительно легко возстаніе, власть, во главѣ которой фактически стоялъ помянутый гр. Леопольдъ Коллоничъ, рѣшила окончательно искоренить бывшій уже въ то время въ явномъ упадкѣ протестантизмъ. Началось массовое уголовное преслѣдованіе пpотeстантскихъ священниковъ, обвиненныхъ въ государственной измѣнѣ за проявленныя, якобы, къ повстанцамъ симпатіи. Цѣлью этой акціи было лишить протестантовъ духовныхъ вождей, что частично и было достигнуто. Болѣе 90 священниковъ было приговорено къ смерти, или сослано на галеры, болѣе 200 подъ страхомъ наказанія приняло католичество или отказалось отъ своего званія. Чтобы спастись отъ невыносимаго террора, протестанты тысячами принимали мусульманство. Оставшіеся пасторы принуждены были скрываться и только тайкомъ могли совершать богослуженія и требы. Въ нашей области терроръ былъ настолько силенъ, что пасторы не смѣли уже ни крестить ни хоронить своихъ единовѣрцевъ, и то не только крестьянъ, но и дворянъ и даже аристократовъ[79].

Глухая междуусобная смута, сопрождаемая взаимнымъ истребленіемъ католиковъ и протестантовъ и непрерывными пограничными стычками, продолжалась дальше, не доходя однако, до открытой формальной войны, — такъ какъ изгнанники не получали надлежащей поддержки ни отъ турецкихъ, ни отъ семиградскихъ властей, которыя почему-то сами открыто и активно не выступали.

Кромѣ того куруцамъ не хватало единаго веденія, такъ какъ слишкомъ много было у нихъ вождей, взаимное соперничанье которыхъ срывало всякое начинанье. Положеніе это все же скоро измѣнилось. Судьбой изгнанниковъ, представлявшихъ собой военную силу, заинтересовались французы, бывшіе союзниками турокъ и стали снабжать ихъ деньгами. У куруцевъ скоро появился и вождь въ лицѣ юнаго графа Эмериха Тэкэля, который будучи еще мальчикомъ, принужденъ былъ спасаться бѣгствомъ отъ смертнаго одра своего отца и съ тринадцатилѣтняго возраста находился въ изгнаніи.

При измѣнившихся обстоятельствахъ новое наступленіе куруцевъ не заставило себя долго ждать. Въ 1678 году они вторглись въ области подвласныя королю, несмотря на первоначальныя неудачи, скoрo достигли значительныхъ успѣховъ, въ результатѣ которыхъ на сѣверо-востокѣ Венгріи со столицей въ Кошицахъ образовалось временно подъ скипетромъ Тэкэля, прозваннаго «словацкимъ королемъ» еще одно полусуверенное буфферное государство, въ составъ котораго входила и наша область.

Въ этой борьбѣ, въ которую примѣшивалось все больше соціальныхъ элементовъ, Ужгородъ, переходившій въ зависимости отъ военнаго счастья изъ рукъ въ руки, сыгралъ видную роль. Въ 1679 году Тэкэль съ боя взялъ Ужгородъ, перерѣзавъ сопротивлявшихся католиковъ, — и изгналъ іезуитовъ.

Возстаніе Тэкэля было, однако, только маленькимъ эпизодомъ вызванной имъ продолжительной войны, въ которую постепенно втянулись виднѣйшія европейскія державы. Въ ней приняла участіе подъ предводительствомъ Петра Великаго и объединенная молодая Россія, которая послѣ присоединенія къ ней Малороссіи ставъ сразу великой державой, впервые выступаетъ послѣ многовѣковой обособленности на европейской аренѣ, на этотъ разъ на сторонѣ Габсбурговъ.

Война эта, продолжавшаяся около полутора-двухъ десятковъ лѣтъ, имѣла весьма важныя послѣдствія. Турки, которые въ то время, несмотря на пораженія, понесенныя ими отъ русскихъ, слыли все еще непобѣдимыми, въ 1683 году предприняли походъ на Вѣну, желая поразить Габсбурговъ прямо въ сердце. Ha выручку тѣснимыхъ Габсбурговъ поспѣшили поляки во главѣ съ Яномъ Собѣскимъ, при помощи которыхъ, a главнымъ образомъ при помощи козаковъ, турки и ихъ союзники семиградцы и куруцы были не только отражены, но даже обращены въ повальное бѣгство.

Наступленіе на Вѣну было тѣмъ девятымъ валомъ, послѣ котораго турецкая сила замѣтно пошла на убыль, и всѣ поставленныя на нее ставки должны были бить биты.

Въ 1684 году былъ взятъ Пештъ, a въ 1686-мъ стольный градъ Будинъ, послѣ чего событія быстро слѣдовали другъ за другомъ. Въ 1687 году безъ какого либо сопротивленія была занята имперскими войсками Трансильванія, послѣдній господарь которой Михаилъ Апафи I. призналъ надъ собой верховную власть императора, оставаясь только номинально ея правителемъ. Послѣ его смерти въ 1690 году, однако, прекратилась и эта номинальная государственность Семиградіи, которая свою автономію сохранила все таки до 1848 года, когда была возсоединена съ Венгріей. Съ ней пала и твердыня протестантства. Такимъ образомъ въ теченіи нѣсколькихъ лѣтъ вся Венгрія очутилась подъ властью Габсбурговъ, за которыми по карловацкому договору, заключенному въ 1698 году она окончательно и осталась.

Въ 1688 тоду былъ взятъ Бѣлградъ, потомъ Новый Базаръ, Призренъ, Видинъ, Нишъ и казалось, что наступилъ часъ для захвата самаго Царьграда. Но въ настроеніяхъ балканскихъ славянъ, поддерживавшихъ дотолѣ всецѣло Габсбурговъ, вдругъ начался рѣзкій переломъ. Они сразу почувствовали, что турецкій режимъ куда либеральнѣе чѣмъ власть нѣмецкихъ «освободителей», первымъ дѣломъ которыхъ было насажденіе католицизма и притѣсненіе православныхъ. Тѣснимые православные обратились съ ходатайствомъ къ Петру Великому, моля его о защитѣ отъ тираніи римскаго императора[80]. Такъ была перенята отъ Австріи роль защитницы балканскихъ христіанъ единовѣрной Россіей, грозная тѣнь которой медленко поднималась на Востокѣ на страхъ врагамъ славянъ. Австрія же, потерявъ навсегда симпатіи и поддержку югославянъ, быстро потеряла свои балканскія завоеванія.

Пораженія турокъ оказалось роковымъ и для Тэкэля, который сумѣлъ еще, однако, нѣкоторое время продержаться, хотя число его приверженцевъ, которымъ онь за отступничество жестоко мстилъ, стало быстро таять. Такъ въ 1684 году въ Гуменномъ онъ казнилъ 15 магнатовъ. Въ томъ же году взялъ приступомъ Ужгородъ, владѣльца котораго Сигизмунда Другета потомъ дня 14. апрѣля 1684 г. въ Кошицахъ казнилъ[81].

Послѣ Сигизмунда, оставившаго послѣ себя только двухъ дочекъ, единственнымъ представителемъ рода Другетовъ остался eгo братъ и преемникъ Валентинъ, епископъ карбавійскій, принявшій священническій санъ по настоянію своей фанатичной матери, вышеупомянутой Маріи Эстергази. Онъ, какъ лицо духовное, былъ безсемейный и поэтому законныхъ наслѣдниковъ имѣть не могъ. Такимъ образамъ судьба этого, когда то могущественнаго рода, была запечатлѣна. Скоро онъ сходитъ навсегда съ арены исторіи, потонувъ въ кровавыхъ волнахъ контръ-реформаціи…

Въ 1685 году,однако, звѣзда Тэкэля окончательно закатилась. Послѣ героической обороны, въ которой принимали участіе и женщины, сдался Пряшевъ. Въ довершеніе этой неудачи Тэкэль, заподозрѣнный турками въ измѣнѣ, былъ заманенъ въ Великій Варадинъ и тамъ дня 15. октября 1685 года арестованъ. Вѣсть объ его арестѣ сразу разложила ряды его войскъ, лишенныхъ предводителя. Его замки, считая дальнѣйшее сопротивленіе безцѣльнымъ, поочередно сдавались нѣмцамъ, передъ которыми 25 октября 1685 г. открыла свои ворота и его столица Кошицы. Скоро сдался также Ужгородъ, комендантъ котораго Францъ Галамбошъ передъ сдачей города нѣмцамъ въ безсильной злобѣ разгромилъ городъ, особенно же твердыню католицизма, іезуитскую коллегію, въ которой въ виду этого ученіе возобновилось только въ 1694 году.

Вѣрной осталась Тэкелю, которому турки, осознавши свою роковую ошибку, скоро вернули свободу, только его жена, Елена Зринская, югославянка по происхожденію. Она до послѣдней возможности защищалась въ Мукачевскомъ замкѣ и только послѣ продолжавшейся 2 ¹/2 года осады, выбившись изъ послѣднихъ силъ, сдалась 17 января 1688 года извѣстному своей жестокостью царскому генералу гр. Антону Караффѣ, обагрившему въ 1687 году въ Пряшевѣ свои руки кровью нѣсколькихъ десятковъ знатныхъ лютеранъ. Условія сдачи были сравнительно выгодны: гарнизонъ получилъ амнистію, a дѣти Елены Зринской отъ перваго ея брака съ вышеупомянутымъ Францемъ Ракоци І-ымъ Юліанна и Францъ, сохранили громадныя родовыя имѣнія Раковціевъ. Самую Елену Зринскую отлучили отъ дѣтей, воспитаніе которыхъ было поручено пресловутому Леопольду Коллоничу, ставшему изъ наемнаго кондотьери кардиналомъ и заточили въ монастырь св. Урсулы. Въ началѣ 1692 года она была, однако обмѣнена Тэкэлемъ на плѣннаго австрійскаго генерала Гейстера и раздѣлила съ нимъ его горькую участь изгнанника.

Метки: Ужгород